Читаем Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду полностью

Рука Шерефединова не потянулась к топору, он попятился.

— Сам, сам чини расправу, — открещиваясь от топора, простонал дьяк.

А в это время возле Лобного места, пробив себе путь через толпу, остановилась взмыленная тройка Гермогена. С облучка соскочил рыжебородый стремительный Сильвестр, влетел на Лобное место и заслонил собою патриарха.

Следом за Сильвестром, поддерживаемый ведуньей Катериной, поднялся на скорбный помост Гермоген. Он приблизился к патриарху, помог ему встать и попросил:

— Отче владыко святейший, благослови своего сына.

Иов поднял на Гермогена слезящиеся глаза и дрогнувшим голосом произнёс:

— Гермоген, воитель славный, радость моя и опора. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, благословляю тебя, брат мой во Христе, на патриарший престол всея Руси. А там как Бог повелит! — И патриарх припал к дорожному плащу Гермогена, заплакал от слабости и страдания.

Обняв лёгкое и худое тело боголюбца Иова, Гермоген окинул зоркими глазами площадь и крикнул:

— Дети мои, слушайте! Тот, кто дерзнул поднять руку на святого отца русской церкви, будет проклят во веки веков. И я бросаю им в грязные лица, извратникам Бельскому и Шерефединову, анафему и клятву отлучения от церкви! Аминь!

— Слава Гермогену! — прокричали церковные клирики от подножия Лобного места.

А Гермоген шагнул к Богдану и дьяку Андрею и гневно повелел:

— Изыдьте с глаз, ночные тати!

Геласий вырвал топор из рук Бельского и стал теснить его с помоста. И Сильвестр достал из-под кафтана сулебу, надвинулся на дьяка Шерефединова. И согнали защитники Иова недругов в толпу. Да и она их встретила неласково. Гермоген передал Иова Геласию. Патриарх и его поблагодарил:

— Спасибо, сын мой, что отвёл вражью руку!

В сей миг Гермоген вновь заговорил с народом:

— Слушайте, дети мои! Наш патриарх, наш ревностный хранитель веры, заботливый отец об устройстве церковной иерархии и благолепии богослужения, достоин сыновней любви и заботы. Согреем старость его радостью бытия, дети мои! А сей час подвигнитесь, и мы уйдём на покой.

Гермоген повёл Иова с Лобного места в карету. Геласий, Сильвестр и Катерина спустились следом. Вскоре же карета медленно двинулась к воротам Кремля. Народ уступал ей дорогу, и многие осеняли себя крестным знамением. Люди были молчаливы, смотрели в землю, стыдясь поднять виноватые глаза, да кляли в душе сатану и Бельского, которые толкнули их на богомерзкое дело.

Иов попросил Гермогена отвезти его в свои палаты.

— И ты, мой любезный спаситель, отряхнёшь дорожную пыль и отдохнёшь, я посмотрю на тебя, расскажу о наших печалях, — тихо говорил патриарх, всё ещё не придя в себя от нервного потрясения.

Тройка проехала Соборную площадь и остановилась у патриаршего двора. Он был забит толпою горожан и пройти к палатам было невозможно. Однако скорые на дело Геласий и Сильвестр стали пробираться сквозь толпу к палатам, вошли в них и увидели полное разорение и опустошение!

— Эко же, мамай побывал! — возмутился Геласий.

В палатах ещё бродили горожане, собирали, что не успела унести толпа. Геласий на них крикнул:

— Во тьме без Бога бредёте, разбойники! Чей дом порушили?!

Все, кто ещё оставался в палатах, стали торопливо покидать их, бросая прихваченное добро. Геласий и Сильвестр нашли в дальних покоях спрятавшуюся домоправительницу Серафиму, и все трое покинули палаты. Подойдя к карете, Геласий сказал:

— Отче святейший, прими со смирением беду! Твоё гнездо разорили отступники от веры Христовой.

— Боже милостивый! Гордые восстали на меня, и скопище мятежников ищет души моей, но Ты, Господи Боже щедрый, даруй крепость Твою рабу Твоему и спаси сына расы Твоей, — прошептал Иов молитву и добавил, обращаясь к Геласию: — Брат мой, найди мне приют в Донской обители.

— Отче святейший, мы, кто рядом с тобой, разделим судьбу твою. Едем ко мне, отче. Мой дом — твой дом.

И снова карета пробивалась через толпу, теперь на Крутицкое подворье, которое разбой обошёл.

И никто из архиереев в сей час не знал, что Лжедмитрий, ухватившись за державную власть, после того как сдалось ему государево войско, решал их судьбу в мятежной Туле.

* * *

Тула оказалась на пути движения Лжедмитрия с войском к Москве. Там, в палатах воеводы, самозванец, уже считающий себя царём, ждал московских послов. Но не дождался, потому как терпения не хватило. Зато пожаловал к его трону не менее важный посол от русской православной церкви архиепископ Рязанский Игнатий-грек. Он привёл с собой епископов, архимандритов со всей епархии, явился к Лжедмитрию в пышном окружении.

Священнослужитель Игнатий-грек был по своему характеру искателем приключений. Ещё молод — только перевалило за сорок. На Руси он появился в 1595 году. Ему пришлось бежать от преследования турецких пашей с родного острова Кипра, где занимал архиепископскую кафедру. Скрылся на корабле, который шёл в Рим.

В Риме он поселился, принял там католичество. Жил скудно и уныло. А прослышав от паломников о благочестии русского царя Фёдора Иоанновича, о его щедрости к паломникам, покинул неласковый Рим и отправился в далёкую, неведомую и суровую Московию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза