Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду

О «святом Севостьяне» иезуиты забыли. А он прошёл в людскую, там увидел Паули, позвал его, и они спешно покинули купеческое подворье. Благополучно добравшись до домика отца Алексия, Сильвестр и Паули уединились, и ведун достал спрятанный под кафтаном свиток. Радости у Сильвестра не было. Уж больно легко далась ему добыча — тайна римского двора. Знал Сильвестр, что такие лёгкие приобретения всегда оборачивались порухой. Но дело было исполнено. Он подал свиток Луке:

— Может, сие и есть то, за чем мы шли, — сказал он. — Читай.

Лука развернул свиток, преподнёс к свече. Латынь он знал и с первых же слов понял, что это тот документ, за которым их послал Гермоген. Бумага хранила тайные замыслы иезуитов.

— Брат мой, это та дичь, за которой мы охотились, — горячо произнёс Паули. И заспешил: — Прячь! И уходим! Уходим каким угодно путём. И пешью, мой друг. Лошадь нам будет помехой. На ней не минуем застав.

Сильвестр и Паули быстро оделись в дорожные плащи, простились с отцом Алексием и, ничего не поведав ему, покинули его дом.

Оказавшись за городом, друзья без дорог и троп взяли путь на северо-восток и шли всю ночь скорым шагом, стараясь как можно дальше уйти от Стародуба. На третий день пути Сильвестр и Паули добрались до Почепа. Усталые и голодные, они появились на постоялом дворе. Здесь было людно, как и во всём городе. Князь Сергей Засекин по воле князя Григория Шаховского вёл из-под Тулы в лагерь Лжедмитрия большой отряд служилых людей и холопов.

Сильвестра и Паули заметили люди князя Засекина. И вечером рассказали ему о появлении в Почепе «огнищанина». По их описанию князь признал в «огнищанине» ведуна Сильвестра, которого не раз видел в Москве в свите патриарха Гермогена. Князь заподозрил что-то опасное для себя. Он трепетал перед Гермогеном и хорошо помнил его гневные глаза, когда в Успенском соборе читали разрешительную грамоту. И ночью, когда усталые путники приткнулись поспать на конюшне постоялого двора в каморке конюха, их разбудили холопы князя, скрутили им руки и повели к своему господину. И князь Засекин не мешкая взялся допрашивать их с пристрастием.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

СГОВОР

Катерина верила, что Кремль — святое место. И каким бы грехом не запятнали его люди, нечистая сила не появится в нём. Ан нет, ошибалась ясновидица. В ночь на Агафона-огуменника услышала она, как за дверью кто-то скребётся. Подумала, что кошка приблудная в палаты пробралась. Встать бы с постели, выгнать её, да сердце с вечера приболело, вещало что-то горестное о Сильвестре, а что, пока Бог не открыл. Знала лишь одно: попал он в беду.

Теперь уж Катерина и не скажет, что привело в её покой домового с Пречистенки, где стоял её дом. Да видно сам Бог послал, потому как домовой только у тёмных людей есть нечистая сила. Вот и Катерина впала в темноту. Тут скрипнула дверь, и увидела Катерина в свете лампады человека невысокого роста, обличьем схожего с Сильвестром. Села ведунья на постели, сама уже догадалась, что не Сильвестр перед нею, а домовой, принявший его облик. Был на нём красный кафтан, но левая пола запахнута за правую, так ноне никто не носил. Лапти перепутаны: правый — на левой лапе, левый — на правой. А глаза у домового Сильвестровы, зелёные, горят, как угли.

— Зачем полуночничаешь и сон бередишь? — спросила Катерина.

— А ты пошто ласково не встречаешь? Я — Сильвестр.

— Вижу токмо его обличье. Уходил бы в неворотимую сторону.

— Зачем гонишь, коль сердцем исходишь. Я из Почепа прилетел. Край неближний, да сила твоя помогла путь одолеть. — Домовой подошёл к Катерине, гладить её стал, ласкаться, платно с неё словно бы само спало, и домовой за груди её взял, губами потянулся к ним, причмокивая от блаженства.

Катерина и сказала заветное:

— Спасибо, любый, пробудил ты меня ото сна, лечу к тебе. — И домовому ласковое слово подарила: — И тебе, окудничек, спасибо. Приходи в другой раз погреться. — И перекрестила домового. Он тут же источился на глазах у Катерины. Она платно с полу подняла, торопливо оделась и поспешила на половину патриарха.

Гермоген ещё не спал, на коленях перед образами стоял, молился.

— Владыко святейший, беда с Сильвестром, — опустившись рядом с патриархом, сказала Катерина.

— Верю, дочь моя. Я тоже места не нахожу. Где он?

— Дух прилетал токмо что. Поведал: в Почепе бедует!

— Ой-ей-ей! — запричитал Гермоген. — Знать, в руки князя Шаховского попал. Не дай-то Бог князь обличит его! Да за печать государеву на кол посадит. — Спросил: — Сама помчишь спасения для?

— Мой он, мне и лететь, владыко.

— Позови отца Николая. Повелю, чтобы лучших коней тебе и на всём пути дабы помех не было. Да ловких иноков в помощь дам.