– Друзья, мне пора, – сказала Сафирет, вставая. – Я сегодня хочу обязательно успеть к Ри, а времени уже много. Спасибо за компанию и за гадание. До встречи, и не забудьте подготовиться к коллоквиуму на следующей неделе.
Над Сайтэррой проплывали океаны воздуха, прогретого лучами синарского солнца. Наступал один из тех вечеров, когда люди, почувствовав победу весны над зимним холодом, выбираются из квартир и офисов и гуляют по улицам или сидят в кафе, любуясь зажигающимися вечерними огнями.
Сафирет торопилась по Яблоневому бульвару мимо целующихся на скамейках парочек.
В конце бульвара пожилая женщина, одиноко сидевшая на скамейке, крошила птицам белый хлеб. Дыхание весны коснулось и ее: на ней была не по возрасту ярко-розовая шляпка с пышным красным пером и черной вуалеткой, скрывавшей глаза. Голубей, синиц и воробьев слетелось так много, что они казались пестрым живым ковром. Спешившая Сафирет вспугнула стаю. Птицы шумно взлетели, и на дорожке остался только один воробей. Он нерешительно дважды прыгнул, волоча крыло, и замер, повернув головку к Сафирет. Она вопросительно посмотрела в сторону скамейки, ожидая реакции пожилой женщины, но та исчезла, как будто улетела с птицами. Воробей пискнул, словно прося обратить на него внимание.
Было ясно, что до утра птица, скорее всего, не доживет, став легкой добычей кошек или собак. Но брать с собой… В больницу вряд ли пустят с таким пациентом. Однако Сафирет подняла его. Он словно только этого и ждал и умиротворенно устроился в ее ладонях, даже не пытаясь вырваться.
– Что же с тобой делать? – На некоторое время воробей заставил ее забыть о гораздо более насущных проблемах: Сафирет с детства не могла пройти мимо брошенной собаки или покалеченной птицы. – Нас же с тобой к Ри не пустят… Ладно, давай договоримся так: я посажу тебя за пазуху и никому не расскажу, что мы вместе. Будешь сидеть тихо – никто не узнает. А нет – извини.
Сафирет расстегнула три верхних пуговицы пальто и посадила воробья за пазуху под кофту. Надо было спешить, чтобы успеть к Риемо до конца приемных часов…
Отделение неизвестных симптомов при 11-й городской больнице находилось сразу за Яблоневым бульваром. Раньше это здание принадлежало мастерам аэдической медицины. Но пациентов у аэдов было намного меньше, чем у медиков-логиков, и руководство больницы решило, что помещения под неясные симптомы правильнее забрать у них, чем у логиков и универсалов. В этом имелось разумное зерно: как правило, все загадочные болезни происходили от криминального использования рун, то есть врачи-аэды, по сути, ничего не потеряли.
Руководство 11-й городской больницы предпочитало закупать новое оборудование и своевременно проводить ремонт в плотно заселенных отделениях логической медицины, поэтому здание отделения неизвестных симптомов выглядело ветхим и неухоженным. Изнутри все тоже говорило о денежной нехватке: протершийся во многих местах полинялый линолеум, старые деревянные оконные рамы вместо современных пластиковых стеклопакетов, стены, покрытые ядовито-зеленой масляной краской, с намалеванными красным рунами Света.
– Здравствуйте, дорогая коллега! – вышел навстречу Сафирет молодой аэд-медик.
– Здравствуйте, господин Ристан! Я очень надеюсь на добрые новости!
Господин Ристан грустно покачал головой:
– К сожалению, госпожа Шандэ, мне нечем вас порадовать или обнадежить. Мы задействовали руны Сарт, Руф и несколько еще – и не обнаружили никакого рунического влияния. Универсалы в очередной раз привозили оборудование – и тоже ничего не нашли. Мы по-прежнему не понимаем, что происходит с господином Таэрдосом, но его состояние ухудшается…
– Спасибо, господин Ристан, я верю, что вы делаете все возможное.
Сдерживая слезы, Сафирет сдала пальто в гардероб и поднялась по лестнице на второй этаж.
Палата Риемо была наполнена свежим весенним воздухом и руническим светом. Сам он лежал на больничной койке, и лицо его выглядело бледнее постельного белья.
– Тебе не холодно? Закрыть форточку? – забеспокоилась Сафирет.
– Нет, – слабо улыбнулся он, – так хорошо. Мне все время душно, все время воздуха будто не хватает, задыхаюсь, как рыба. Что нового?
Она подумала, что Риемо спрашивает о «Цитадели». Но его лицо так осунулось, кожа была такой бледной, а взгляд – тусклым, что ей страшно не хотелось рассказывать дурные новости, чтоб не причинить ему лишней боли. Она замялась.
– Саф, – Риемо слабо сжал ее руку, – Саф, не бойся. Я знаю, что все плохо, ко мне уже приходили… Нирман, потом Агни с Лис… Нехорошо это говорить, но проблемы с клубом так мало меня тревожат, что даже не расстраивают. Сейчас важным мне кажется другое… Я пытаюсь подвести итоги, пытаюсь понять, зачем жил…
– Довольно! – перебила она его. – Даже слышать ничего такого не хочу!
Одновременно с ее возмущенным возгласом раздался писк, и из-за пазухи выпорхнул воробей. Он деловито приземлился на тумбочке у изголовья койки Риемо.
– Ох, – только и выдохнула Сафирет. Все это время воробей сидел так тихо, что она даже умудрилась о нем забыть.