Книга двух путей

На разборку коробок на чердаке уходит несколько часов. Ко мне поднимается Мерит и, обнаружив закрома с младенческой одеждой, с радостным воплем начинает в них рыться. Она достает платьице с гигантской белкой и полосатое, как пчелка, боди для новорожденных. В запертом сундуке мы находим пожелтевшее от времени подвенечное платье матери Брайана. И еще ежегодные альбомы, оставшиеся со студенческих лет Брайана. На фото у Брайана торчащие уши и слишком длинные волосы.

– А что ты ищешь? – спрашивает Мерит.

– Пойму, когда найду, – отвечаю я.

Мерит вскоре уходит, чему я очень рада, поскольку не могу объяснить, что пытаюсь найти.

На чердаке жуткая жара. С меня ручьем течет пот, майка уже насквозь мокрая. Я вытираю лицо тыльной стороной ладони. Да, здесь даже жарче, чем в аду. Словно я опять попала в Египет.

Я нахожу то, что искала, на дне ящика с книгами. Среди них «Грамматика египетского языка» Гардинера, ранний перевод «Книги двух путей» и толстые труды на немецком, французском, голландском, которые я штудировала для своих изысканий. В посудное полотенце с голубой каймой завернут кусок известняка, почти треугольный, с зазубренными краями. Кусок камня с одного бока отломился, не выдержав тяжести книг, но надпись, нацарапанная черным маркером, осталась практически нетронутой. Я плохо помню, как читается иератическое письмо, но мне и не нужно, так как знаю перевод наизусть.

Я поцелую [ее] на глазах у других,Чтобы показать всю силу своей любви.Она похитила мое сердце —Ее взгляд как глоток чистой воды.

Суша/Египет

Оказалось, что Уайетт не готов открывать погребальную камеру ни на следующий день, ни через день. Первая задержка связана с целостностью шахты и укреплением стенок, а вторая – с расписанием Мостафы Авада, инспектора Службы древностей, который должен был присутствовать при открытии камеры. Поэтому Уайетт рыщет вокруг Диг-Хауса и раскопа, как раненый медведь, обвиняя всех и вся. По словам Джо, когда профессор Армстронг становится таким, то лучше от греха подальше сделать вид, будто ты с головой ушел в работу.

Лично я за все это время только два раза напрямую пересекалась с Уайеттом. В первый раз в конце своего первого длинного дня, когда Уайетт разгружал «лендровер» и поручил мне отнести в Диг-Хаус треногу. «Как дела?» – спросил Уайетт, и я с широкой улыбкой ответила, что все отлично. А во второй раз, когда он, постучавшись в 4:30, бесцеремонно швырнул на мою кровать две пары женских штанов хаки, две льняные рубашки с длинным рукавом, белое хлопковое нижнее белье и пару шерстяных носков. «Спасибо», – сказала я, мысленно гадая, кто достал мне сменную одежду и было ли это распоряжение Уайетта. Но тот, ничего не объяснив, лишь буркнул: «Я хочу получить свою рубашку назад».

И, уже перебирая одежду, я обнаружила дешевый мобильник, типа тех, что продают на каирских улицах, но зато с международным роумингом.

К концу второго рабочего дня я заканчиваю обводить иероглифы у входа в шахту и отдаю их Альберто перевести в цифру. Он единственный человек в Диг-Хаусе, который относится ко мне более чем прохладно, хотя я изо всех стараюсь быть энергичной и ответственной. В тот день, когда, спасаясь от полуденного зноя, мы возвращаемся в Диг-Хаус, я нахожу Альберто за компьютером.

– Ну как? Ты закончил мой файл?

– Я еще в середине процесса.

– Если ты покажешь, как это делается, – предлагаю я, – тогда, возможно, мне больше не придется тебя беспокоить.

Он поднимает на меня глаза. Его руки летают по клавиатуре, и я слышу, как звякает мой айпад: это Альберто переслал мой файл.

– Prego, – равнодушно говорит он. – Всегда пожалуйста.

Джо, который каталогизирует камни, перехватывает мой взгляд и пожимает плечами.

Внезапно атмосфера в комнате резко меняется. Появившийся в рабочей зоне Уайетт прижимает к уху сотовый телефон.

– А я плевать хотел! – кипятится он. – Если вам нужно оформление документации, тогда вы должны обеспечить нас этой документацией…

Уайетт выскакивает на крыльцо, хлопнув дверью. Я только сейчас понимаю, как нам повезло, что пятнадцать лет назад мы были шестерками у Дамфриса, а не директором, который отвечает за все. Впрочем, в те времена мы с Уайеттом ничего не замечали, занятые своей историей. И сразу возникает ряд вопросов. Что было смыслом жизни для Дамфриса? Знал ли он тогда, что смертельно болен? И не потому ли он так торопился опубликовать свою работу до ухода в отставку?

Уайетт выглядит величественным и властным, словно помазан на царство солнцем, фрустрация тянется за ним королевской мантией. Он запихивает сотовый в карман и, на секунду понурившись, облокачивается на каменное ограждение крыльца.

У меня возникает непреодолимое желание подойти к Уайетту, дотронуться до его руки, помассировать ему плечи. Снять бремя ответственности, чтобы он смог свободно вздохнуть.