Книга двух путей

Мы перевели Вин в гостевую комнату, на медицинскую кровать для лежачих больных, предоставленную хосписом. А кроме того, возле холодильника теперь всегда стоит инвалидное кресло. Родственники терминальных больных запоминают нужные дозы предписанных лекарств, источают оптимизм, проявляют сострадание и скрывают свой страх – короче, так стараются держаться на плаву, что не видят, как прибывает эта самая метафорическая вода.

– С ней не все в порядке, – уточняю я. – Она умирает.

– Я в курсе, – огрызается Феликс и поспешно добавляет: – Извини.

– Не извиняйся. Тебе сейчас очень хреново. И ты вправе сердиться, быть мрачным, впадать в отчаяние и прочее.

Феликс растерянно трет руками лоб, взъерошивая волосы:

– За все время нашей совместной жизни мы ни разу не сказали друг другу «до свидания». Я знаю, это странно, да? Когда я уезжал на работу или она уходила встречаться с подругами, мы просто махали друг другу рукой, так как знали, что через пару часов снова увидимся. Это, конечно, чистой воды суеверие. – Феликс смотрит на потолок, словно может увидеть Вин. – А теперь мне придется это сказать. Придется сказать «до свидания».

Перегнувшись через стол, я беру Феликса за руку:

– Я знаю.

Он всхлипывает, практически складываясь пополам.

– Я люблю ее. Люблю до смерти.

– Ты любишь ее смерти вопреки, – поправляю я Феликса. – Мы не перестаем любить кого-то, хотя физически его уже нет с нами.

Одна из моих любимых концепций Древнего Египта – это концепция kheperu, или перерождения. Человек представляет собой нечто большее, чем просто тело, бренная оболочка, Хет. Мы все состоим из Иб – сердца; души Ка – жизненной силы; души Ба – духовной сущности и совести; Шуит – тени и Рен – имени. И если после смерти душа Ка оставалась на земле, в мумифицированном трупе, душа Ба прокладывала себе путь к богу солнца Ра. В Луксоре есть гробница времен XVIII династии с изображением процессии, которая несет различные части тела умершего. Физическая смерть затрагивает только одну часть тела, и посмертие возможно лишь тогда, когда все части воссоединятся.

– Она будет здесь, – говорю я Феликсу. – Ты увидишь ее в убранстве гостиной. Или в луковицах тюльпанов, которые дадут ростки следующей весной. В своих воспоминаниях о дожде, который лил каждый божий день во время вашего медового месяца.

– Ты это от нее узнала? – покраснев, спрашивает Феликс.

– Да. Она сказала, вы нашли другие способы провести время, – улыбаюсь я. – И если в конце концов ты снова женишься, она тоже будет здесь. Ведь это она научила тебя любить.

– Я не смогу полюбить другую женщину.

– Допустим. – Хотя в глубине души я думаю иначе.

Хорошие мужья часто снова женятся, поскольку помнят, каково это – быть счастливым. Что даже не замещение, а скорее эхо минувших дней.

И тут я слышу за спиной голос Вин:

– Феликс, ты не можешь снова жениться. Дождись моей смерти.

В ее словах проскальзывает улыбка, да и вообще Вин выглядит намного лучше, чем всю эту неделю. Она надела сарафан, на голове – яркий шарф. Глаза танцуют и светятся. Если не обращать внимания на синяки от внутривенных вливаний, Вин даже не выглядит больной.

Вскочив с места, Феликс обнимает жену. Целует ее в висок:

– Не смей шутить на эту тему.

– Итак, – заявляет Вин, – я бы не отказалась от глотка свежего воздуха.

Феликс явно готов откликнуться на ее просьбу.

– Ой, детка, – останавливает его Вин, – ты всю ночь провел возле меня. Думаю, тебе сейчас стоит немного отдохнуть, ну а мы с Дон, пожалуй, пойдем прогуляемся.

Вин выглядит хорошо. Впрочем, не так хорошо, как хотелось бы. Я колеблюсь, но Вин разрешает мои сомнения:

– Дон, я хочу сказать, ты будешь идти и толкать мое кресло. – Она подходит к холодильнику и садится в инвалидное кресло. – Погода прекрасная.

Если честно, то нет. На улице так влажно, что кожа становится резиновой. Воздух жаркий и неподвижный, а небо вот-вот разродится дождем. Но Вин уже давно не изъявляла желания выйти из дому. Поэтому, если ей хочется подышать воздухом, мы пойдем, даже если на город вдруг обрушится снежная буря.

Я беру сумку и зонтик. Выкатываю инвалидное кресло на крыльцо и осторожно спускаю по лестнице.

– Нам туда. – Вин указывает подбородком на солнце.

Пара кварталов – и мы оказываемся возле небольшой собачьей площадки.

Мы слышим, как чихуахуа неистово облаивает мастифа, а какая-то собачонка с визгом врезается в ногу хозяина.

– Ему следует завести собаку, – заявляет Вин.

– Феликсу? А разве он любит собак?

– Понятия не имею. Я аллергик, поэтому вопрос даже не стоял. – Вин решительно кивает. – Да-да, собаку.

– Можно выдвинуть предложение?

– Насчет новой жены? – спрашивает Вин.

– Вместо собаки? Или в дополнение к ней? – уточняю я.

– Ты и вправду думаешь, что он снова женится? – усмехается Вин.

– Ну а тебе бы это понравилось? – отвечаю я вопросом на вопрос.

Вин на секунду задумывается.

– Справедливо, – тихо говорит она.