Книга Кохелет

(Полная, в общем, идиллия: добродетель торжествует, порок наказан, «страны ради, гради весели»!) И тут, вдруг, сразу концовка, резюме:

II.26д И это – тщета и погоня за ветром!

(«Х̃э́бэль», напомним, – это не только «тщета», но и «бессмыслица», и «нелепость», – вариант перевода надо выбирать по контексту). Какая же может быть здесь «бессмыслица», если речь только что шла о столь мудром и справедливом порядке, установленном на земле стараниями Бога? Таким образом, вновь ощущается вмешательство некоего редактора-переписчика, решившего на свой манер «сгладить» текст. Вставка противоречит даже ближайшим, непосредственно примыкающим к ней стихам (концовке-рефрену), не говоря уже об остальных, весьма многочисленных местах Книги, разбивающих нарисованную здесь идиллию в пух и прах. Им просто несть числа. «Не будь очень праведен!» (ст. VII.16), «Что не скоро над злыми делами свершается надлежащее, оттого и полнится сердце сынов человека устремленьями злыми: так и грешник – сто зол сотворит – а век его продлевается!» (ст. VII.11-12); «Есть бессмыслица, что на земле творится: что есть праведники, которых постигает такое, будто они творили деяния нечестивых; и есть нечестивцы, чей удел – как для деяний праведников!» (ст. VIII.14); «И оглянулся я, и увидел все угнетения /…/ И вот слёзы угнетённых – а утешителя нет для них!» (ст. IV.1) и т.д. Без этой вклинившейся в текст вставки II.26 предыдущий и последующий текст прекрасно связываются друг с другом. Получается что-то вроде: «Не счастья человеку, кроме доступных ему скромных благ. Но и это целиком в руках Бога (ст. II.24): ибо что может иметь человек без Его воли? (ст. II.25) И это – ненадёжно, и это – пустая погоня за ветром…» (ст. II.26). Таким образом присутствие здесь ещё одной вставки вполне бесспорно.

Глава VIII, середина. Ст.VIII.12-13

Здесь также – вставка, причем сделанная, как нарочно, в самом неподходящем месте текста (а не сделать было нельзя: здесь Автор впадает уже в откровенную ересь, едва ли не в богохульство, – его непременно, любым способом, надо было «одёрнуть»!). Особенно забавен получился контраст, возникший из-за того, что редактор так неуклюже вклинил в текст свою тираду. До неё – острейший, крамольнейший текст («Грешник сто зол сотворит – а век его продлевается!» – ст.VII.12), после неё – еще более острые стихи («А есть нечестивцы, чей удел – как для деяний праведников!» – ст. VII.14), а между этими утверждениями, в промежутке, в самой этой тираде – твёрдая и непоколебимая уверенность, что Бог не дремлет, что праведнику и негодяю воздаётся по заслугам. Вот эта вставка целиком:

VIII.12 Но [ведь] я знаю и то,

Что благо будет боящимся Бога,

Которые боязненны пред Ним;

VIII.13 А блага не будет нечестивцу,

Не продлятся дни его, тени подобно,

Оттого, что не боязнен он пред Богом!

Еще можно отметить, что вставка начинается с частицы («ки́» – «ибо», «ведь»), которая может часто не переводиться вообще, выполняя функцию некоего смыслового усиления (что-то вроде: «Но я ведь еще знаю!!») – что, может быть, указывает на то, что вставка вписана «вдруг», в порыве, что ли, «благородного негодования» – из-за чего полетела к чёрту связность текста, грамматика и правильность построения фразы. Можно ещё предположить, что редактора окончательно вывел из себя глагол «маари́х» (у Автора: «Грешник сто зол сотворит – а век его продлевается!) – означающий не просто «длится», а именно «продлевается» (подразумевается, конечно, Бог) и редактор именно этот глагол использовал, чтобы «ответить» Автору в своей гневной тираде: «Не продлятся («йаари́х») его дни!» Итак, вставка здесь, в середине VII главы – едва ли не самая бесспорная из всех редакторских вставок.

Глава XII концовка Книги, ст. XII.13-14

XII.13 Выслушаем же всему заключенье:

Бога бойся, его заповеди исполняй,

Ибо в этом – весь человек;

XII.14 Ибо всякое дело Бог приведёт на суд

Над всем утаённым – добром ли, злом.