Книга Мечей

– Что нового на войне? – спросил Симин, и его тон говорил, что ответ ему известен. Заболачивание Канала гагар. Убийство принца Тауэна. Голод на станции Каи-Сао. Вопрос, в котором содержится ответ, несет скрытый смысл. Вор понял.

– Цель оправдывает средства, – сказал лысеющий человек мальчику. – Я никогда не отказывался от этих слов.

– Значит, начнем завтра, – ответил мальчик и ушел, прикрыв за собой дверь.

– Лично я уже начал сегодня

, – пробормотал вор пустой комнате.

Король Раан захватил престол – а с ним и власть над Империей – за неделю до своих двадцатых именин. Мальчишка с сияющей юной кожей воссел на трон из золота, драгоценных камней и костей. Он правил шестьдесят лет – шестьдесят лет мира и раздоров, голода и изобилия. Многие люди, родившиеся в день его коронации, не знали другого правителя. Правление и король Раан срослись в мыслях подданных, словно два молодых деревца, посаженных рядом и обвивших друг друга так, что ни одно не могло существовать отдельно от другого. Король Раан, и

империя, и правильное мироустройство – все эти слова означали одно и то же.

Несложно позабыть реального человека, на чьи плечи лег этот груз. Он единственный из всех людей, от Жемчужного моря до кинжальных пиков Даи-Доу, от ледяных долин Верхнего Сараля до жарких пустынь Гелиопона, понимал, что король Раан, который управлял империей, словно простой смертный – своими руками, и Раан Сауво Серриадан, сын Ош Сауво, принцессы Хей-Са, третьей жены короля Гаудона, не были единым целым. Человек и долг, занимавший все его время, лишь внешне пребывали в мире друг с другом. Если на то пошло, тень смерти угнетала короля Раана сильнее прочих, потому что он не мог делать вид, будто больше власти и влияния придали бы его жизни больший смысл. Богатство и положение не давали ответов на мучившие его вопросы. Он искал утешения в плотских утехах, и философии, и – ближе к концу – в оккультизме.

Секс привел к легиону детей в пределах политического брачного лабиринта и за его пределами; философия – к серии меланхолических писем, посвященных королевским представлениям о человеческой душе и природе правильно прожитой жизни; оккультизм – разумеется, к дружбе с Имаги Вертом.

Имаги Верт – имя, породившее целую мифологию опасностей и чудес. Имаги Верт не только создал бестелесный голос Каменного оракула в Калафи или Детей ночи, что играли в волнах у берегов Амфоса; он воплотил в себе глубочайшие тайны мира. Некоторые утверждали, что Имаги был человеком и претерпел превращение, свалившись со скалы в трещину во Вселенной. Другие – что Господь не мог вдохнуть жизнь в глину мира, не приоткрыв щель между небом и землей, и что шрам от этой раны взял себе имя, и башню, и земли. Или что великий чародей обманул саму смерть, научившись жить вспять, к началу времен. Различные версии сходились в трех вещах: Имаги охранял Обманную башню и прилегающие к ней земли от любого вторжения; простые смертные, желавшие подчинить Имаги своей воле, кончали скверно; и чудеса, не подвластные самому причудливому воображению, таились в тени изменчивой вечной башни. Оккультные занятия привели короля Раана к низкой каменной стене, и к городу, и к башне столь же неотвратимо, как течет вниз вода.

Никто не знал, как прошла та первая встреча, но многие строили догадки. Быть может, императору оставалось лишь проявить смирение перед нестареющим, вечным существом, что называло Обманную башню своим домом. А может, эти два человека, настолько возвышавшиеся над простыми смертными, что власть стала им тюрьмой, вцепились друг в друга, словно два беженца в пустыне. Никто не видел, как они общались, а король Раан мало говорил об этом при дворе. Его путешествия в Обманную башню сначала были ежегодным паломничеством; потом он стал ездить туда в разгар лета и в середине зимы. А когда годы истощили его и он больше не мог выезжать, остались добрые воспоминания, сохранившиеся дольше всех прочих.

Смерть пришла к королю Раану, как и к любому другому. Имперский престол не защитил его. Врачи со всего света съехались во дворцы, привезя с собой флаконы с солями и травами, обереги, и заклинания, и пиявок. Король Раан позволил им лечить себя, словно дядюшка, потакающий племянникам и племянницам в их играх. Если он и надеялся продлить себе жизнь, то не говорил об этом. Принцы и принцессы собрались вокруг дворцов. Старший, принц Киннан, надел диадему на волосы, поредевшие и выцветшие за пятьдесят восемь лет жизни. Принцесса Магрен, самая младшая, все еще заплетала волосы в косички в знак своей юности. Дворцы набухли слугами, богатством и амбициями, словно насосавшийся крови клещ, готовый лопнуть.