Постигать себя извне стало моей бедой — бедой для моего счастья. Я увидел себя таким, каким видят меня другие, и стал презирать себя не столько потому, что я признавал в себе такие качества, за которые заслуживал бы презрения, а потому что я стал видеть себя таким, каким меня видят другие, и чувствовать презрение, которое они ко мне чувствуют. Я познал унижение познания себя. Поскольку в этой голгофе нет ни благородства, ни воскрешения через несколько дней, я мог лишь страдать от низменности этого.
Я понял, что меня не может любить никто, за исключением человека, у которого полностью отсутствует эстетическое чувство, — и тогда я бы презирал его за это; и даже симпатия ко мне не могла быть чем-то большим, чем прихотью чужого равнодушия.
Видеть ясно в нас и в том, как нас видят другие! Видеть эту истину прямо перед собой! И в конце — крик Христа на Голгофе, когда он увидел прямо перед собой свою истину: Боже мой, Боже мой, для чего ты меня оставил?
Приложения
Тексты, в которых упоминается имя Висенте Гедеша
Мое знакомство с Висенте Гедешем состоялось совершенно случайно. Мы часто встречались в одном и том же дешевом ресторане, в который мало кто заходил. Мы знали друг друга в лицо; естественно, обменивались молчаливым приветствием. Однажды мы оказались за одним столом и, по воле случая, перекинулись парой слов; завязалась беседа. Мы стали встречаться там каждый день, за обедом и за ужином. Иногда мы выходили вместе после ужина и немного прогуливались, беседуя.
Висенте Гедеш терпел эту никчемную жизнь с мастерским равнодушием. Стоицизм слабого служил прочным основанием для всей его умственной деятельности.
Конституция его духа обрекала его на то, чтобы переживать все тревоги; конституция его судьбы — на то, чтобы предаваться им всем. Я никогда не встречал душу, которая настолько бы меня изумляла. Не будучи сторонником какого-либо аскетизма, этот человек отказался от всех целей, для которых природа его предназначила. Естественным образом предрасположенный к честолюбию, он медленно наслаждался отсутствием каких-либо устремлений.
…Эта нежная книга. Она есть то, что остается и останется от одной из самых утонченных в своем бездействии душ, самых разнузданных в чистом мечтании, которые видел этот мир. Никогда, как мне кажется, не было существа, внешне человеческого, которое сложнее проживало осознание самого себя. Денди по духу, он выгуливал искусство мечтания через случайность существования.
Эта книга — биография человека, у которого никогда не было жизни… О Висенте Гедеше не известно, ни кем он был, ни что он делал, да и книга эта не его — она и есть он. Но мы должны всегда помнить, что за всем тем, что здесь сказано, в тени всегда таинственно вьется.
Для Висенте Гедеша осознавать себя всегда было искусством и моралью; грезы были религией.
Он определенно создал внутреннюю аристократию, то поведение души, которое больше похоже на позу тела, свойственную настоящему аристократу.
Невзгоды человека, чувствующего отвращение к жизни на террасе своего богатого дома, это одно; другое дело — невзгоды того, кто, подобно мне, должен созерцать пейзаж из моей комнаты на пятом этаже в Байше и не может забыть, что он — помощник бухгалтера.
«Tout notaire a rêvé des sultanes…»[62]
Я испытываю внутреннее наслаждение от иронии незаслуженной смехотворности, когда, не вызывая ни у кого удивления, заявляю в официальных документах, где необходимо указать профессию: торговый служащий. Не знаю, как выглядит мое имя, записанное таким образом, в «Торговом ежегоднике».
Эпиграф к Дневнику:
Гедеш (Висенте), торговый служащий, улица Галантерейщиков, 17–4.
Торговый ежегодник Португалии.
II. Отрывочный материал для «Похоронного марша для короля Баварского Людвига Второго».
К тебе, о Смерть, отправляется наша душа и наша вера, наша надежда и наше приветствие!
Владычица Последних Вещей, Плотское Имя Тайны и Бездны — ободри и утешь того, кто стремится к тебе, не осмеливаясь тебя искать!
Госпожа Утешения, Озеро под лунным светом, среди скал, Далекое от грязи и позора Жизни!
Девственница-Мать нелепого Мира, форма непонятного Хаоса, простри и распространи твое царствие на все — на цветы, предвкушающие собственное увядание, на диких зверей, содрогающихся от приближения старости, на души, рожденные, чтобы любить тебя среди заблуждений и обманов жизни!
Жизнь, спираль Небытия, бесконечно встревоженная тем, чего не может быть.
Принесите себе покров золота и смерти, рыцарь бесполезной расшифровки. Среди крови и роз вспомните бесполезный сон, который разбился в кувшинах до того, как их уронила белая рука. Ступайте осторожно, словно глашатай шелков, по тихому залу, в предсиянии тоски, в мертвенный час светлых канделябров, среди блеска драгоценных камней, запертых на ключ в скуке.