– Ты чего так долго?
– Прибиралась, – отозвалась я, старательно делая скорбное лицо. Карши ничего не должна заподозрить. Не раньше, чем сельчане примут зелье. – Как там Сэттра?
– Только что добавила травы. Нужно подождать еще немного.
Я уставилась себе под ноги.
– Мне жаль, Ярри. Хотела бы я сделать больше. – Она положила руку мне на плечо, неверно истолковав мой потупленный взор. – Но таков закон, и поверь, нарушить его нельзя: последствия будут намного страшнее этой хвори.
– Страшнее смерти невинных людей?
– Такова их судьба. Не нам в нее вмешиваться, – сказала она отстраненно, и взгляд ее затуманился. Я знала, в такие моменты расспрашивать Карши бесполезно. Она погружалась вглубь себя, будто ей открывались неведомые нам знания.
Примерно через час мы наконец покинули дом. Шли по пустынной деревне, и сердце мое замирало. В такой час здесь обычно кипела жизнь: старик Мэксон поучал внука, как правильно заготавливать дрова, а если тот делал все как надо, цокал языком и одобрительно качал головой. Дети вовсю гоняли гусей, женщины семенили от колодца с коромыслами на плечах, а мужчины работали в мастерских. Но сегодня даже животные вели себя тихо. Только птицы кричали громко и как-то особенно отчаянно.
Когда мы подошли к дому пекаря, я не стала церемониться и, громко постучав, распахнула незапертую дверь сама. В доме висел тяжелый дух пота и гниющей плоти.
– Где она? Ведите меня к Салли, – потребовала я, увидев бездумно глядевшую в окно Мэгги.
– Почему вы не болеете? – тихо спросила женщина.
– Не пили воду из реки, – уверенно отозвалась я и повторила свой вопрос: – Где она?
Вместо ответа Мэгги медленно поднялась и двинулась в спальню, едва волоча ноги. В доме было холодно, но лицо женщины, одетой в рубаху с коротким рукавом, блестело от пота – очевидно, ее мучил жар. Правую руку жены пекаря покрывали блестящие язвы, из которых сочился гной. Выглядело это омерзительно, и я поспешно отвела взгляд.
Но уже через мгновение я забыла и о неподходящей одежде Мэгги, и о ее язвах, и даже о том, как дышать. На кровати лежала Салли. Ее и без того тонкое тельце казалось крохотным, высохшим, безжизненным. Щеки покрылись нездоровым румянцем, мокрые пряди прилипли ко лбу. Сорочка оставляла открытыми руки, которые уже успели покрыться такими же язвами и наростами, как у матери.
– Здравствуй, Салли, – поздоровалась я, глотая слезы, но девочка меня не услышала. Приказав себе успокоиться, я обратилась к сестре: – Карши, дай отвар. Я помогу Салли, а вы с Сэттрой осмотрите Мэгги, ее мужа и сыновей.
– Без глупостей, – шепнула мне сестра, и я кивнула вместо ответа.
Как только она сосредоточила свое внимание на женщине, я достала из кармана собственное зелье и влила несколько капель в рот малышке. Сестры ничего не заметили.
Когда мы уходили, я изловчилась и передала зелье Мэгги, наказав всей семье принимать его по три капли каждые несколько часов. Мы обошли всю деревню, но зелья у меня больше не было, и все, что я могла, – помогать сестрам разливать травяные отвары. Они лишь снимали жар и несколько облегчали боль, но не исцеляли.
Домой мы вернулись без сил. Даже не говорили друг с другом. Каждой из нас было сложно смириться с тем, что людям, которых можно излечить простейшим зельем, суждено умереть. Я сразу же отправилась спать. Правда, уснуть мне так и не удалось.
Несколько часов я ворочалась в постели, не в силах сомкнуть глаз. Сострадание горело во мне, жгло сердце, разрывало душу. Всем своим существом я ощущала неправильность и несправедливость происходящего. Наконец я не выдержала. Поднялась с кровати. Прислушалась: сестры мирно спали. На цыпочках прокралась в соседнюю комнату и едва сдержала вздох разочарования. Напольный люк, за которым скрывалась лестница в подвал, был закрыт, а сверху для надежности стоял стул. Казалось бы, что за проблема? Возьми да подвинь, но это был самый скрипучий стул во всем доме – стоило мне лишь прикоснуться к нему, и сестры бы тотчас проснулись. Карши слишком хорошо меня знала. К травам мне не подобраться. Я стиснула кулаки, на глаза набежали злые слезы. Нет! Я не стану равнодушным свидетелем десятков смертей. Я все исправлю!
Накинув шаль и тулуп, я выскользнула во двор и направилась к колодцу, из которого все семьи таскали воду. Решение зрело во мне давно, я лишь гнала его от себя, не желая признавать собственное безрассудство. Я нарушу главный закон Эреша, применю магию на Земле. И не для одной семьи где-то в безопасном подвале, а прямо здесь, на улице, и для всей деревни. Такое нарушение не скрыть, я отлично это понимала.
«Спасу столько людей, сколько смогу, а потом приму свое наказание в родном мире», – сказала себе твердо.