Книга отзывов и предисловий

вчера я зашелв лавочку на углупосмотрел на ее прилавокпиво снова подорожаломилый боже я не знаю что мне делатьпотом я пошелна службу однако тамденег не дали и скоро уволятя так любилсвое доброе местомилый боже я не знаю что мне делать<…>

теперь я пришелк тебе во храммне тошно отзапаха ладана воскачерный деньчерная жизньмилый боже я не знаю что мне делать

Второе – 2000‐х, еще более камерное и почти сюрреалистическое (превращенное в песню покойным музыкантом Сергеем Трухановым); социальное измерение полностью выводится за скобки:

как сильностучатся в сердцеединорогикентавроноги

тяжкий выдох в пахвдохновитя машано я знаю не машаникто не машакроме маши

Пожалуй, главное умение Чемоданова – блеснуть парадоксальной строкой или парой строк, делающих все стихотворение: «я карета, но я же и тыква», «кто никем был тот стал кто кем», «кто крутит эту страшную пращу / я маленький еще я спать хочу». Все это запоминается с лету. В текстах последних лет таких строк меньше, зато яснее видна работа на макроуровне – скажем, в цикле о космических пришельцах:

на втором этаже перед бездноюя сижу у себя в конуренаблюдая как светят небесныенепонятные точки тиреэто звезды сошедши с орбиты

пишут мне из вселенских краевчто на блюдцах ко мне айболитыприлетят и я буду здоровно назавтра отвечу вам честно яна втором этаже как в нореэто глупые и бесполезныеи невнятные точки тире

Пик стихотворения связан, как часто у Чемоданова, с детской реминисценцией («айболиты»), а затем композиция закольцовывается. Сказанное повторяется, но повтор, когда айболиты не прилетают, оказывается тусклым и смазанным. В фиксации этого правила жизни мне видится какая-то особая стойкость. В рамках одного стихотворения чемодановский герой терпит поражение, но от всех стихов последних лет остается ощущение, что он вновь и вновь поднимается с земли и надеется на спасение: «когда вокруг воспламенится ящик / ты обжигаясь выхватишь меня / сгорающий спасающий горящих».

Сергей Стратановский. Изборник. Стихи 1968–2018. СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2019

Горький

Сергей Стратановский – в числе самых значительных поэтов ленинградского андеграунда, одного поколения с Виктором Кривулиным и Еленой Шварц. Собственно, он один из очень немногих по-прежнему звучащих голосов этого поколения. Новое собрание, составленное им самим, связывает поэтический XX век с XXI и позволяет адекватно оценить важность этого голоса.

Первые тексты «Изборника», написанные на рубеже 1960–1970‐х, задействуют ритмы, связанные с обэриутской просодией: «Она – Эриния, она – богиня мести, / И крови пролитой сестра. / И она в курортном месте / Появилась неспроста. / А мы – курортники, мы – жалкие желудки, / Населяя санаторий, / И жуя как мякиш сутки, / Ждем таинственных историй». Свой основной, ни с кем не делимый ритм Стратановский обретает навсегда в середине 1970‐х – первое стихотворение в книге, написанное в этой манере, посвящено памяти Леонида Аронзона:

Подпись железом,       железом судьбы, облаковВыстрел в себя на охоте       в день листопада промозглого,ржавого, в кровоподтеках       Слышишь, звенит в туманев полдень охоты безлюбой.       Видишь, как пулей – ранен,падает лист бледногубый,       На бессмертную почву,в день судьбы,       в день охоты смертельной.

В этом тексте уже есть важнейшая отличительная особенность поэтики, на которую обращает внимание автор предисловия Андрей Арьев: «синтаксическая инверсия», при которой эпитеты перемещаются в конец строки, что сообщает речи «своего рода былинный регистр». Эта особенность действительно делает Стратановского поэтом-историком. Вот мой любимый пример, где скорбная вовлеченность скрыта за плавной, как бы безличной констатацией, – стихотворение «Посещение императором Николаем II Русского городка в Царском Селе 12 февраля 1917 года»: