Книга отзывов и предисловий

Сладкое дыхание полуденный сон исчезновение в безмятежностьпутешествие вниз или вверх между воздухом и невидимой водойразрежение чистоты немота как распускающийся бутон какберега рек нагреваемых выцветающим истончающимся песком

легким венком сновидений стекающих по прозрачному векув сознание уходящее на дно бегущее за самим собойпоследним неверным движением ветра касающееся твоей руки.

Для сновидческого письма, помнящего – может быть, невольно – о миметической задаче, характерно стремление к расплывчатости, к ускользанию. Но в целом «Пустоши флайтрадара» очень внятная книга. В своих медитациях Йоонас почти никогда не прибегает к затемняющей смысл метафорике, редко изменяет найденному и комфортному для говорения ритму – а если такое и происходит, то лишь для усиления внятности. Например, в разделе «Усыновление временем», где вообще нарастает градус личных эмоций, тавтологическая рифма призвана упрочить поэтическую самоидентификацию: «Вот мое время, / тикающее у меня на языке. / Когда я говорю на моем языке, / мои белые лилии, тускло светясь, вырастают на моем языке. / <…> Малые дети молчат на моем языке, / белые трубы извергают тьму на моем языке» и т. д. Несмотря на отмеченные сходства с другими авторами, самость языка Ларисы Йоонас мне кажется несомненной. Есть ощущение, что эта книга закрывает какую-то лакуну – обнаруживаемую лишь постфактум, как бывает с пролетевшими мимо Земли метеоритами или предотвращенными болезнями.

Ростислав Ярцев. Нерасторопный праздник. М: ЛитГОСТ, 2021

Горький

«Нерасторопный праздник» – дебютная книга. Как нередко бывает с дебютами, это демонстрация разносторонних умений – формальных и жанровых. Перед нами поэт, активно экспериментирующий, живо откликающийся на чужие голоса. В послесловии к книге Константин Рубинский приводит слова Ярцева: «Как будто бы это еще не я, как будто бы тот, что надо, я еще впереди, но дойти туда никак не получается».

Слово «нерасторопный» в применении к этому калейдоскопу экспериментов кажется поначалу неверным. В книге есть и составленные из фрагментов полиритмические поэмы («Рафинад», связывающий воспоминания о бабушке поэта с ассоциативным комплексом сахара – от сладости до диабета), и достаточно пространные, можно даже сказать велеречивые стихотворения («Последние стихи 2019 года»), и трагииронические баллады, и совсем небольшие тексты, по которым видно, как важен для Ярцева звук. Моностих «вместо бегства – детство: Бог с ним, поздним» отчетливо раскладывается на четыре отрезка, придающие этому микротексту сюжет. Или, например, примечательное стихотворение, в котором близкое звучание слов скрепляет смысловое единство:

облако близкое низкое вязкое

я им почти что брезгуюрезкуюперемену ветра лиждать или с титрамипроливными

сидеть у окнадотемна

В подтексте здесь чувствуется «animula vagula blandula» – как и в строках из другого стихотворения: «прожилка стебель завиток / завивка выкройка украдка / зачем уходишь поутру». Диапазон подтекстов и интонационных отсылок в книге вообще велик: от Адриана и Сапфо до Мандельштама и Гумилева (стихотворение «Вышел Гоголь из шинели» – оммаж «Дайте Тютчеву стрекозу…», а «Никогда не пойму, почему я…» – очевидный ремейк «Моих читателей»). Здесь пахнёт Бродским, здесь – Сергеем Чудаковым, здесь – даже Приговым: «так интернет читать устанешь / и новости читать устанешь / но все равно не перестанешь». Есть, конечно, и ноты новейшей русской поэзии. Вот вполне гаричевская строфа у Ярцева: «расскажи про клейкие листочки, / насмеши по скайпу детвору – / повстречают смерть поодиночке, / прогуляют школу поутру».

Легкое дело – упрекнуть поэта в подражательности. Но нужно заметить, что все эти реминисценции – в первую очередь музыкальные приемы. Полина Барскова в предисловии к «Нерасторопному празднику» сопоставляет «ученость» стихов Ярцева с их тяготением к «песенке». Тем самым она указывает на свойственный всей книге контрапункт: с одной стороны, лексическая и интонационная инклюзивность, с другой, определенный – и проблемный – жанровый консерватизм. «Песенка» – жанр неканонический; жанр ли это вообще? Тут уместно вспомнить и «песеньки» Олега Юрьева, и песенные стихи Василия Бородина. Пение – слишком обширная территория, чтобы попросту отсылать к ней без уточнений. Но при всей возможной спонтанности песня требует если не специальной подготовки, то готовности – готовности петь.