Книга утраченных имен

Жозеф пришел с наступлением темноты, на нем был темно-серый шерстяной свитер и отглаженные черные брюки, он выглядел так, словно только что вышел из дорогого парижского ресторана. Мамуся суетилась вокруг него, без умолку восторгалась, какой он красивый, как она рада видеть его и какая это честь, что он решил отобедать с ними. На мадам Барбье, которая по такому случаю раздобыла драгоценного цыпленка и немного картошки, он, судя по всему, также произвел впечатление. Она достаточно активно участвовала в деятельности подполья, слышала имя Жерара Фокона и знала, что он был важной фигурой в Сопротивлении.

– Жо… то есть Жерар, – вздохнула мамуся и нетерпеливо подалась вперед, после того как мадам Барбье, открыв для них бутылку вина, с неохотой ушла, оставив их одних. – Разве не удивительно, что вы с Евой оказались здесь вместе, вдали от дома?

– Мамуся, – шепотом предупредила ее Ева.

Жозеф улыбнулся, сначала – мамусе, а потом – Еве, и его взгляд задержался на ней.

– Но Ева – сама по себе удивительный человек.

Мамуся покраснела и театрально всплеснула руками, как будто комплимент Жозефа был адресован ей.

– Ой, Жозеф, ты такой учтивый. А правда она у нас красавица?

– Мамуся, перестань!

Жозеф улыбнулся, и их с Евой взгляды снова встретились.

– Да, разумеется.

– Может, лучше сменим тему? – процедила сквозь зубы Ева.

– Ну хорошо. – Мать вздохнула и начала рассказывать о том, как была приглашена на вечер, который родители Жозефа устроили летом 1937 года в их большой квартире на улице дю Ренар, и как она потом рассказывала мужу, что все там было образцом великолепия и организовано по высшему разряду. Однако при упоминании о муже улыбка ненадолго исчезла с ее лица, и она посмотрела на дверь, словно ожидала, что он в любой момент может войти в комнату.

– Мне очень грустно было услышать о депортации вашего супруга, – мрачным голосом сказал Жозеф и взял мамусю за руку.

– Спасибо тебе, Жозеф, – всхлипнула мамуся. – Я все же надеюсь, что после окончания войны мы снова будем вместе. Я так по нему тоскую.

Ева, проглотив комок в горле, уставилась в свою тарелку. Похоже, мамуся была уверена, что отец однажды вернется, и не рассматривала других вариантов.

– Мамуся, – тихо сказала Ева, а Жозеф дотронулся до ее руки под столом, осторожно сжал и уже не отпускал.

– Мадам Траубе, я постараюсь навести о нем справки. Надеюсь, это поможет вам, – сказал Жозеф, и Ева увидела, как мать резко вскинула голову.

– Ты наведешь справки о моем Лео? – спросила мамуся высоким и хриплым голосом. – А это возможно?

Жозеф пожал плечами, как будто ему ничего не стоило получить сведения из нацистского концентрационного лагеря, как будто секретарь по приему корреспонденции только и ждал его письма на той земле смерти и отчаяния.

– У меня обширные связи, – заметил он. – Я непременно попытаюсь все выяснить, и тогда, возможно, удастся отыскать вашего мужа. Не сомневаюсь, что он все время думает о вас, мадам Траубе.

– Жозеф, мне кажется, так не… – начала было Ева.

– Ах, Жозеф, – перебила ее мамуся. Ее глаза блестели от слез, когда она улыбнулась ему. – Я всегда знала, что ты чудесный мальчик. И не уставала повторять это Еве, правда, милая? Я же говорила, что ты должна связать свою жизнь с таким милым еврейским мальчиком, как Жозеф.

От стыда Ева прикрыла глаза правой рукой, но Жозеф не засмеялся и не отпустил ее левой руки. Он сжал ее еще крепче, а потом большим пальцем стал водить по ее ладони, словно пытался успокоить ее этим интимным жестом.

– Знаете, мадам Траубе, мне очень повезет, если я найду такую женщину, как Ева. Вы и ваш супруг вырастили прекрасную дочь.

Мамуся снова всплеснула руками и захихикала, как девочка-подросток, а потом извинилась и ушла на кухню за основным блюдом. Как только она скрылась из вида, Ева простонала:

– Я хочу извиниться за мою мать. Кажется, она решила, что у нас свидание.

– По-твоему, в этом есть что-то плохое? – спросил Жозеф. Когда она подняла на него удивленный взгляд, он добавил: – Признайся, Ева, а из нас могла бы получиться прекрасная пара?

Ева выдернула руку из его ладони и смущенно опустила глаза.

– Жозеф, я…

– О, не переживай так, – со смехом сказал Жозеф. – Из-за работы у меня совсем не остается времени для романтики. Я просто заметил, как ты одинока и как сильно изменилась с тех пор, когда мы виделись в последний раз. – Он опять подождал, пока их с Евой взгляды встретятся. – Разве в моих словах есть что-то дурное?

– Спасибо тебе. – Она снова почувствовала себя робкой школьницей и, отчаянно пытаясь сменить тему, спросила: – Ты знаешь, насколько серьезной опасности подвергаются участники подполья, которые переводят еврейских детей через швейцарскую границу?

Жозеф рассмеялся:

– Я думал, у нас с тобой разговор по душам, а ты спрашиваешь о безопасности сопровождающих группу? Да ты просто мастер вести такие беседы!

Она почувствовала, как ее щеки зарделись еще сильнее.

– Я переживаю за одного человека.

Жозеф больше не улыбался.

– А, ты про своего коллегу, с которым занимаешься подделкой документов? Кажется, его зовут Реми?

– Да, верно.