Книга утраченных имен

Она сдержала рыдания. Разумеется, она понимала, что почти наверняка так все и было, но эти слова, сказанные таким будничным тоном, подействовали на нее как пощечина. Жалость в глазах Жозефа только усугубила ее состояние.

– Тогда почему ты сказал маме, будто веришь в то, что он жив?

– Я хотел немного утешить ее. И, кажется, у меня получилось.

На них налетел снежный вихрь, и Жозеф поднял воротник пальто.

– Ложь не может утешить, Жозеф, – возразила Ева.

Жозеф приблизился к ней и нежно погладил по щеке. Его большой палец был шершавым и холодным.

– Не соглашусь с тобой, – тихо сказал он. – Ведь мы все притворяемся другими людьми, не так ли? – Он наклонился и легко поцеловал ее в губы, а потом еще на несколько секунд прижал свои губы к ее. Затем он отстранился и заглянул ей в глаза. – В нынешние времена, мне кажется, это единственный способ примириться с собой.

Глава 18

В следующие четыре дня Ева работала не покладая рук, подделывая читательские и профсоюзные билеты, продуктовые карточки, свидетельства о демобилизации – те самые бумаги, с изготовлением которых возникали большие проблемы, пока она не получила бланки из Алжира. Проще всего было с удостоверениями личности, поскольку бумага для них продавалась во многих магазинах. Свидетельства о рождении и крещении тоже не представляли большой сложности для работы, особенно после того, как они с Реми научились быстро подделывать штемпели и печати, а также поняли, в чем отличие документов в зависимости от региона. Со многими другими материалами дело обстояло куда хуже – с теми, которые немцы, если у них возникали хотя бы малейшие подозрения, проверяли особенно дотошно.

Реми до сих пор не вернулся. В последние месяцы они с Евой превратили маленькую церковную библиотеку в свою мастерскую. Здесь хранились резак для бумаги, действующий по принципу гильотины, пишущая машинка фирмы «Ундервуд», два степлера, с дюжину баночек с химикатами, корректирующая жидкость для подчистки продовольственных карточек и целая коллекция разноцветных чернил, которые Реми смешивал между собой, чтобы в точности добиться оттенка, нужного для официальных документов. Были там и резиновые штемпели, на которые Ева аккуратно наносила рисунок часто используемых печатей, и с десяток копировальных роликов для изготовления оттисков довольно редких штампов – здесь в работе важна была скорость. При помощи простого ручного устройства, которое изобрел лично Реми, используя растертые в пыль старые графитные грифели, они искусственно состаривали документы. Тут стояла даже швейная машинка «Зингер», давным-давно ее подарил церкви кто-то из прихожан, и в прошлом месяце Ева выяснила, что на ней можно делать гербовые марки, всего лишь заменив тонкую иголку на толстую.

Каждый вечер все эти вещи, за исключением пишущей и швейной машинок, она, опасаясь вызвать лишние подозрения, прятала в тумбы с двойным дном или между книгами на полках, – лишь от запаха химикатов невозможно было избавиться.

В четверг утром Жозеф пришел в церковь и принес новые бланки, которые доставил ему курьер с севера. Отец Клеман провел его в маленькую библиотеку, чем немного напугал Еву, которая привыкла к тому, что в это потайное помещение имели доступ только они с Реми и сам святой отец. Он извинился и оставил молодых людей наедине, а Ева вдруг почувствовала себя так, будто он предал ее доверие. Но, с другой стороны, какие у нее были основания полагать, что отец Клеман станет скрывать эту секретную комнату от человека, пользующегося таким авторитетом в Сопротивлении?

– Ты здесь творишь чудеса, Ева, – оценил ее работу Жозеф, с изумлением разглядывая машинки, чернила и химикаты. После чего он сел рядом с ней и осторожно положил руку ей на спину. Жест слишком интимный, и Ева невольно от Жозефа отодвинулась. Не то чтобы ей были неприятны его прикосновения. Да что уж там говорить: еще совсем недавно она мечтала о чем-то подобном. Нет, дело в том, что он сидел на стуле, принадлежавшем другому человеку.

– Спасибо, но в эту неделю я с трудом справляюсь в одиночку. Ты не получал никаких вестей от Реми?

– Нет, но если бы с ним что-нибудь случилось, нам бы уже стало известно. То, чем он занят, требует времени. Он обязательно вернется. – Жозеф встал и поцеловал ее в обе щеки. – Передай мои наилучшие пожелания своей матушке. – И он ушел, закрыв за собой дверь.

Ева склонилась над столом и начала заполнять бланки продовольственных карточек. Двадцать минут спустя дверь снова открылась. Она повернулась, решив, что возвратился Жозеф, который забыл ей что-то передать. Но это был Реми. Ева тут же вскочила и бросилась к нему.

– О, Реми, как хорошо! – воскликнула она, а он, немного помедлив, крепко прижал Еву к себе и зарылся лицом в ее волосы. Он ничего не сказал, но она чувствовала, как бьется его сердце, ей этого было достаточно. Он жив, он рядом, они в объятиях друг друга. Реми обнимал ее так крепко, как и она его, – и слова для них уже не имели значения.