Книга утраченных имен

– С ним все будет хорошо, Ева. Он в состоянии о себе позаботиться.

Она пыталась заглянуть ему в глаза.

– Он тебе не понравился. Почему?

– Просто в нынешние времена я чувствую себя намного спокойнее, когда меня окружают более предсказуемые люди. Вроде тебя.

Ева не могла понять, показалось ли ей, что в его голосе звучало пренебрежение, или нет. Неужели Жозеф пришел только потому, что считал ее прежней Евой – кроткой студенткой английского факультета, не умеющей за себя постоять, неопытной, замкнутой девчонкой, которая была слишком стеснительной, чтобы флиртовать с мужчинами.

– Не знаю. Мне кажется, важно уметь меняться, когда в этом есть такая необходимость. Иначе мы просто остановимся в развитии.

Жозеф удивленно приподнял брови.

– Да, ты абсолютно права. Я лишь хотел сказать, что уважаю тебя как личность, восхищаюсь твоим постоянством. Я всегда знаю, чего от тебя ждать, и это не может не радовать меня. – Он одарил ее еще одной обворожительной улыбкой.

– Значит, ты думаешь, что с Реми все будет хорошо? – Ева никак не могла успокоиться.

– Что ж, он перемещается по документам, которые вы же вдвоем и сделали. Мне кажется, нет причин за него переживать. А теперь, Ева, давай ближе к теме, которую нам нужно обсудить. – Он вытянул шею и выглянул в коридор. Убедившись, что мать Евы пока решила их не беспокоить, он повернулся к своей собеседнице: – Видишь ли, удостоверения личности, которые ты подделываешь, не вызывают нареканий. И у тебя отлично получаются печати. Однако сопроводительные документы в последнее время все чаще стали вызывать подозрения при проверке.

Ева в ужасе распахнула глаза. Неужели тот случай с участником Сопротивления по фамилии Лакруа был не единственным?

– Жозеф, прости. Ты хочешь сказать, что из-за нашей работы кого-то арестовали?

– Речь сейчас не об этом. Проблема в том, что бумага, на которой печатаются эти документы, не должна вызывать сомнений.

Еву снова бросило в краску.

– Мы… мы пытались обрабатывать бумагу как надо, но мы же не специалисты в этом деле. – Она всегда подозревала, что это их уязвимое место. Документы печатались на разных типах бумаги: кремовая и белая, с текстурой и без нее. Ей казалось, что они с Реми хорошо справлялись с работой и подбирали правильные варианты. Реми даже пытался изготавливать свою бумагу из деревянных опилок и воды, но у него не было времени довести эту затею до ума, так как приходилось возиться со слишком большим количеством документов. Они работали вдвоем, и времени постоянно не хватало.

– Ты ни в чем не виновата; просто ваша группа не снабжает тебя всем необходимым. Скоро все изменится. – Жозеф встал и подошел к вешалке в коридоре. Он извлек из кармана своего пальто прямоугольный пакет, толстый, как словарь, и, когда вернулся к столу, Ева удивилась, как ему удалось так хорошо его спрятать. – Возьми, – сказал Жозеф, передавая ей сверток.

– Что это?

Он еще раз посмотрел в коридор. Ни матери, ни мадам Барбье не было видно.

– Открой. Побыстрее.

Ева размотала веревку и развернула коричневую бумагу для упаковки мяса. Внутри оказалась большая пачка различных бланков, некоторые были напечатаны на плотной бумаге, другие – на тонкой, как промокашка; здесь было все: от продовольственных карточек до приказов о демобилизации. Она пролистала их, а потом в изумлении посмотрела на Жозефа.

– Это так непохоже на ту бумагу, которую нам удавалось раздобыть здесь! Но как?..

– Их изготовили в свободной зоне Алжира, а потом сбросили с самолета сюда.

– Сбросили с самолета? – Ева слышала, что союзники поставляли таким образом оружие, но бланки документов? – И кто же их сделал?

Жозеф только улыбнулся в ответ:

– Меньше знаешь, крепче спишь. Но этого должно вам хватить на некоторое время. Убери куда-нибудь до завтра. А когда пойдешь утром в церковь, мои люди присмотрят за тобой, только аккуратненько спрячь пачку под пальто. Нацисты знают, что у них под носом кто-то занимается подделкой документов, но они не станут обыскивать девушку. И уж тем более такую хорошенькую, как ты.

И опять Ева почувствовала, что заливается румянцем.

– Спасибо. Я спрячу их у нас в комнате. – Она встала.

– Вот и славно. – Жозеф похлопал себя по животу. – Я умираю с голода. Куда подевалась твоя матушка с едой?

Жозеф ушел через час после того, как вдоволь наелся: цыпленок, вино и ячменный кофе, в котором было совсем чуть-чуть сливок. На прощанье он еще раз пообещал матери Евы, что постарается узнать что-нибудь о ее муже.

– Значит, ты так же, как и я, веришь, что он еще жив? – спросила мамуся и крепко сжала его руку.

– Да, мадам Траубе. – Он расцеловал их обеих в щеки. – У нас есть все основания для оптимизма.

Ева накинула пальто и вышла вместе с Жозефом из пансиона. Шел снег, и на улице было темно, пустынно и ветрено.

– Ты правда думаешь, что сможешь узнать что-нибудь об отце?

Жозеф ответил не сразу:

– Ева, ты ведь понимаешь, что он, скорее всего, уже умер?