Книга утраченных имен

Когда они наконец отстранились друг от друга, Ева заметила у него на лице свежие царапины, порез на шее и пожелтевший синяк под левым глазом.

– Ты попал в переплет?

Он с удивленным видом дотронулся до синяка, как будто сам только что обнаружил его.

– Ерунда.

– А дети?

Легкая улыбка тронула его губы.

– Их было четверо, все из Польши. Те, кому мы с тобой делали документы на прошлой неделе.

– Арлетт, Жанин, Жан-Пьер и Ролан. – Лучше бы она запомнила их настоящие имена, а не те, которые сама же им дала. Им было от двух до семи лет – слишком маленькие, чтобы переходить границу самостоятельно.

Он кивнул.

– Страницы со сто седьмой до сто десятой в нашей книге. Они живы, здоровы и находятся сейчас в Женеве.

– О, слава богу! А ты, Реми? И кто тебя так?

– Я вернулся, Ева. Со мной все хорошо. Остальное неважно. – Он отвел взгляд. – Я волновался за тебя.

– Но ведь это ты рисковал жизнью, не я!

– И все же я не переставая думал о тебе. – Он откашлялся и отвернулся, и Ева обрадовалась, что он не видит ее зардевшихся щек. – Итак, – не глядя на нее, поинтересовался он, – как прошел твой обед с Фоконом?

Его голос, который еще секунду назад был полон теплоты и нежности, внезапно стал резким, и ее поразила эта неожиданная перемена.

– Замечательно. Он теперь будет работать с нами, поставлять материалы.

Реми удивленно приподнял брови:

– Материалы?

Ева жестом указала на стол.

– Бумагу, которая намного лучше, чем та, которую удавалось нам раздобыть. Видишь, он полезен для дела.

Реми, взглянув на лежавшие на столе документы, крепко сжал челюсти.

– Ну да. Фокон всех нас выручил.

– Реми…

– Прости. – Он внимательно посмотрел на нее и, ссутулив плечи, вздохнул: – Последние дни выдались тяжелыми. Маленькие городки и деревни все в руинах… – Он замолчал и покачал головой: – Ева, я все еще не могу избавиться от мысли, что по-прежнему делаю недостаточно.

Холодок пробежал по телу Евы.

– Но это не так. Мы здесь занимаемся необычайно важной работой. И теперь, когда ты вернулся, мы сможем приносить гораздо больше пользы с помощью этих бланков…

– Ева, в другом, идеальном мире у меня было бы лишь одно желание – остаться здесь, с тобой. Но после того как я переправил тех детей… Я понял, что могу сделать больше. Здесь-то у меня этого точно не получится.

Внутри у Евы все сжалось. Она понимала, о чем он говорит и что все это значило, но она отчаянно пыталась разубедить его.

– Реми, ты нужен мне, – сказала она. – Пойми… у нас здесь столько работы. – Она указала на бумаги, которые лежали перед ней на столе, и поймала себя на мысли, что невольно выдала себя этими словами, и он понял их истинный смысл. Реми отвернулся. Чуть позже, когда она посмотрела на него, то увидела в его глазах столько боли, что самой оказалось мучительно трудно выдержать его взгляд.

– Ева, я хочу создать для тебя новую Францию, которая будет лучше прежней, – тихо сказал он. – И вновь станет для тебя домом. Но я не смогу этого сделать, если останусь здесь.

– Обещай, что не будешь принимать спонтанных решений. – У нее перехватило дыхание.

Он встретился с ней взглядом и долго смотрел ей в глаза:

– Обещаю.

Тем же вечером за обедом, который состоял из жидкой говяжьей похлебки с тоненькими макаронами, мамуся не сводила пристального взгляда с дочери. А Ева пыталась поддерживать непринужденную беседу с мадам Барбье, стараясь не думать о тревожившем ее разговоре с Реми и том решении, которое он собирался принять несмотря на ее мнение. Когда они убрали со стола и мадам Барбье поднялась наверх, Ева встала рядом с матерью и начала вытирать тарелки, которые та мыла.

– Солнышко мое, ты отказываешься от возможности, дарованной тебе самим Богом, – вдруг нарушила гнетущую тишину мамуся.

– Какой еще возможности?

– Я, разумеется, говорю о Жозефе Пелетье.

– Мамуся…

– Невооруженным глазом видно, что молодой человек к тебе неравнодушен. Он же сам сказал, что ты – красавица. Неужели ты так занята этой своей работой по подделке документов, что не замечаешь очевидного? Он же идеальная пара для тебя, Ева. Я уверена, что сама судьба привела его сюда.

– Вообще-то, я думала, что его прислало Сопротивление, – проворчала Ева.

– Можешь шутить сколько угодно, но бессмысленно бежать от Божьей воли. Это он привел к нам Жозефа. Разве ты не понимаешь? Ты представляешь, как обрадуется отец, когда вернется из Польши и узнает, что ты счастлива в браке с молодым мужчиной-евреем, родителей которого мы так хорошо знаем.

– Если папа вернется и застанет нас живыми – одного этого ему будет достаточно для счастья.

– Почему ты не хочешь хоть раз послушать меня, Ева? Тебе кажется, что я сама не знаю, что говорю, что я просто старая дура. Но традиции не пустой звук. В такие трудные времена очень важно держаться всем вместе. Наша вера очень важна, хотя ты, похоже, и готова отказаться от нее.

Ева бросила на стол полотенце и быстро заморгала, пытаясь сдержать слезы.

– Мамуся, я не отказываюсь от своей веры!

– Ты ведешь себя так, словно считаешь меня слепой, но я все вижу, особенно, как ты говоришь об этом юноше-католике. Я тебя предупреждала, но ты меня не слушаешь.