Книга утраченных имен

Но чем дольше он отсутствовал, тем чаще она задавалась вопросом – не обманывала ли она себя, полагая, что ее чувства к нему могут к чему-то привести. Даже в идеальном мире, где не было войны с врагом, уничтожающим людей вроде нее, Реми по-прежнему оставался католиком, а она – дочерью еврейских родителей, которые ни за что бы не одобрили подобный союз. Если прошедшие месяцы и научили ее чему-то, так это тому, как важно ценить и уважать семью. Возможно, ее мать была права, Еве стоило забыть о нем и обратить внимание на более подходящую кандидатуру, вроде Жозефа. Но тут она натыкалась на главную проблему – хотя Еве и удавалось убедить в этом свой разум, но уговорить сердце, что Реми не достоин ее любви, она не могла.

Но разве он не сам оставил ее? Она знала, что он ведет борьбу, делает благое дело, – если он вообще еще жив. Однако темными ночами Еву мучила мысль: любил бы он ее на самом деле, если бы остался.

Женевьева была неразговорчивой, но Еву это даже устраивало. И хотя со временем она завоевала доверие Евы, та не рассказала ей про «Книгу утраченных имен». Вначале у нее возникло желание поделиться с девушкой своим секретом, ведь они работали вместе каждый день, и Ева не сомневалась – Женевьева была предана своему делу. Но, с другой стороны, она решила, что секрет будет в большей сохранности, если знать о нем будут только Реми и отец Клеман. Священник согласился не упоминать про книгу в присутствии Женевьевы, и Ева вносила имена лишь тогда, когда той не было рядом.

В первый теплый день 1943 года, в конце апреля, когда лед и снег уже растаяли, Ева ушла из потайной библиотеки немного раньше обычного и предложила матери немного прогуляться. В Париже они с матерью были, что называется, comme les deux doigts de la main

– не разлей вода. Они всем делились друг с другом, и Ева старалась изо всех сил, чтобы мать гордилась ею. Однако здесь все изменилось. Мать не одобряла занятия Евы, а Ева, чтобы не потерять уверенность в себе, делала вид, будто ей более-менее все равно. Но это было не так, она осознавала всю важность работы и в то же время мучилась из-за того, что они с мамусей так сильно отдалились друг от друга. Теперь, когда рядом не было Реми, Ева еще отчетливее видела ту зияющую пустоту, которая возникла на месте прежнего обожания и привязанности.

– Ты хочешь погулять со мной? – спросила мать. Она прекратила сворачивать одеяло, с удивлением посмотрев на Еву. Пока Ева подделывала документы, мамуся стала заниматься уборкой и готовкой в доме мадам Барбье. Летом, по словам мадам Барбье, в пансион могли заселиться постояльцы, а пока мамуся поддерживала здесь чистоту и порядок за небольшую плату. Ева задавалась вопросом, подозревала ли ее мать, что мадам Барбье просто жалела ее и пыталась чем-то занять. По крайней мере, у Евы сложилось именно такое впечатление.

– Мамуся, ты находишь это странным? – Ева старалась смягчить тон, но в ее голосе все равно чувствовалось напряжение.

Мамуся снова взялась за одеяло.

– Я уж думала, ты совсем обо мне забыла, как забыла о том, что ты не католичка.

– Не надо так говорить.

– Как так? Я говорю как человек, который все тебе отдал, лишь бы у тебя была хорошая жизнь, а ты просто отодвинула меня в сторону.

Ева глубоко вздохнула:

– Мамуся, ничего такого не было.

Мамуся фыркнула, но наконец отложила одеяло в сторону и повернулась к Еве.

– Хорошо. Думаю, мы можем прогуляться. Но я обещала мадам Барбье сварить сегодня похлебку, так что через час мы должны вернуться.

Пять минут спустя, когда они шли от городского центра в противоположную сторону от церкви и дома мадам Травер, Ева впервые почувствовала, как легко ей дышится. В ящиках на балконах под теплыми лучами солнца начинала зацветать герань, и даже немецкие солдаты, попадавшиеся им на улицах, не обращали на них никакого внимания. Ева помахала рукой мадам Нуаро, та приводила в порядок витрину своего книжного магазина. И поприветствовала месье Деньо, на котором сегодня не было его привычного мясницкого фартука, но при этом она старалась избегать взгляда бдительного жандарма, топтавшегося рядом с лавкой, – Ева знала, что его фамилия Беснар. В тот день ей казалось, что его глаза следят за ней до тех пор, пока они с мамусей не свернули за угол.

– Мадам Барбье так добра к нам, – сказала Ева, когда между ними повисла слишком долгая пауза.

Мамуся смерила ее долгим взглядом.

– Я хорошо выполняю всю работу для нее. Содержу дом в чистоте. А ты говоришь так, словно она жалеет нас.

– Я этого не говорила.

– Вот и хорошо, потому что мадам Барбье несказанно повезло, что она встретила нас. В любом случае, она очень мало мне платит. Моя работа стоит дороже. Да и тебе платят недостаточно за то, что ты делаешь. Видишь, они нас совсем не ценят.