Между тем, монах внимательно смотрел на него и не уходил, даже подошёл и остановился в двух шагах от него. Книжник напрягся и вдруг заговорил со странным, никогда не свойственными ему волнением и сбивчивостью, не понимая, с чего вдруг… Он не говорил об этом никому, даже Алёшке, даже Геле! Однако сбивался недолго, скоро его речь обрела привычную уравновешенность и плавность. Парфианов рассказал этому впервые встреченному им человеку о своём видении в ущелье, стараясь очистить рассказ от позднейших нагромождений мыслей и ощущений и передать ту изначальную суть, что была тогда прочувствована им.
Монах, не перебивая, слушал его, только опустился на скамью, понуждая сесть и Адриана, смотрел не на собеседника, а куда-то вдаль.
— Что это было? — Адриан спросил, и почувствовал, что внутри зависла страшная пустота, готовая оборваться в любую секунду. Он безумно вдруг пожалел о своём порыве. Если сейчас он услышит…
— Вы, я так понимаю… человек книжный? — тихо спросил вдруг монах.
Книжник замер на мгновение, потом как-то расслабился.
— Я… да… я — филолог.
Монах кивнул, словно получил подтверждение чего-то совершенно очевидного.
— К тому же — ищите Истину? Идеалист и богоискатель?
Адриан заворожено уставился на собеседника, но тут из той же двери, откуда монах недавно вышел, прозвучало его имя. Он поднялся и почти на ходу сказал Книжнику:
— То, что вы пережили, наверное, иллюзией не является. Сказано: «Ищите и обрящете», вы ищете Истину и она отозвалась на ваши искания. У нас говорят, что в ответ на самые ничтожные человеческие усилия познать Небо, оно склоняется к человеку. Возможно, это было ваше Сретение… но не обретение, как я понимаю. Мне нужно на требы. Мы ещё поговорим, — мягко добавил он, удаляясь на повторившийся зов.
Адриан, окаменев, смотрел, как монах появился через минуту в дверях с двумя мужчинами в таких же рясах, втроём они загрузили что-то в багажник «москвича», не очень-то ловко разместились в нём и уехали.
«Мы ещё поговорим» — эхом звучало в нём.
Глава 6
«Мы ещё поговорим…»
Этот короткий разговор не разочаровал и не унизил его, а, главное, не было опошления, чего Книжник так вдруг испугался. Он твёрдо решил прийти сюда через неделю. Во время разговора Адриан смотрел вглубь себя и сейчас подумал, что почти не заметил лица этого человека. Однако стоило ему остаться одному в стенах своей комнаты — оно проступило в его памяти. Черты были правильны, даже слегка утончённы, запомнились странные глаза — не цветом, но глубиной, при этом он подумал, что совершенно не помнит губ Иллариона. В памяти остались руки, бледной, восковой белизны, особо явственной на фоне чёрной рясы.
За это время Книжник уточнил, что такое Сретение, прозвучавшее из уст монаха, купил несколько книг, продававшихся в храме, куда пришёл среди недели. Прочёл, и прочитанное, как когда-то проглоченное за ночь Евангелие, снова вызвало непонимание. Но, как он заметил, того отторжения, что раньше, не было. Просто — странно — вот и всё.
Неожиданно Книжник подумал: а кто ему сказал, что Истина не должна быть странной? Такое вовсе не исключалось. Не говоря уже о том, что все нестранное он уже сто раз перелопатил.
В воскресение оказалось, что Илларион уехал служить в какой-то храм. Адриан испугался, принялся расспрашивать и с облегчением вздохнул, поняв, что тот уехал ненадолго. По степени пережитого испуга Книжник понял, насколько для него важна эта встреча. Жаль, придётся ждать ещё неделю.
В понедельник Аркадий сказал, что весь отдел их конторы собирается на выходные в горы — там давно снег. Адриан ехать не хотел. И зиму не любил, и Гаевская некстати вспомнилась, и Челаева смотрела столь хищно и страстно, что Книжник испугался, но, главное — встреча с этим странным монахом. Ему нужен был этот разговор — а он в последнее время почти ни к чему не прикладывал подобной модальности. Ему воистину было ничего не нужно. Кроме Истины.
Слыша даже в случайном контексте ключевое слово, Книжник всё ещё оживлялся.
Но Аркадий заметил, что едут все, отрываться неудобно, и Адриан, вспомнив, как не хотел ехать тогда — впервые, летом перед пятым курсом, — кивнул головой. Ладно, поедем. Загодя собрал сумку, даже купил новые спортивные ботинки, кои примерил ещё в конторе, под одобрительное жужжание коллег. «Классно. То, что надо». Вадик притащил на продажу несколько зимних пуховиков. Аркадий взял жёлтый с синими вставками. Сам Вадик выбрал, вызывая тонкие улыбки коллег голубой с жёлтыми карманами и проймой. Адриан тоже взял один — тёмно-синий. Восторженно закудахтали и Челаева, и Светуля Гилярова, и Анжела Золотарёва, за это время ничуть не потерявшие надежды завлечь недоступного красавца в свои сети. «Как ему к лицу, просто удивительно. Есть ли кому погладить его куртку? Он сможет собрать сумку? Ничего не забудет?»