Даже такой уважаемый научный журнал, как «Nature», опубликовал аналогичное по своему содержанию обращение Альфреда Хэддона[532]
, пионера антропологии из Кембриджского университета, современника и некогда сторонника Флиндерса Питри[533]. Хэддон призвал профессиональных историков изучать монетные портреты для нахождения свидетельств этнографического рода. В его обзоре древней истории Бактрии и Индии говорилось, что формы голов, носов и подбородков, изображенные на монетах, якобы указывали на устойчивую расовую деградацию европейских поселенцев, утративших свою этническую «чистоту» из-за смешанных браков с местными женщинами[534]. Таковым было печальное наследие расистской нумизматики.Можно было бы надеяться, что эта ветвь нумизматики была давно заброшена, однако даже в нашем столетии физиогномика остается привлекательной[535]
. Некоторые члены научного сообщества продолжают утверждать, что «физиогномика помогает определить характер человека,Даже не принимая в расчет появление обсуждавшейся выше лженауки, надо сказать, что портретная живопись — предмет сложный, богатый художественными, философскими и историческими нюансами[538]
. Изображение на монете, а в особенности на монете античной, вовсе не является фотографией. Оно ставит перед вдумчивым исследователем вопросы соотношения реальности и существовавших практик ее передачи, самовлюбленности и истинности, интерпретации и достоверности[539]. Не существует способа определить, насколько древний портрет похож на ту или иную реальную личность (что философы называют «перцептивной пригодностью»[540]), поэтому нам остается только «воображаемая пригодность», т. е. сходство, которое мы соизволим принять как правдоподобное предположение[541]. Наивные нумизматы и историки во многих даже современных работах используют воображаемую пригодность как средство создания повествований о людях, известных только по их монетам[542]. Ученые сочиняют истории, основанные на восприятии личности, изображенной на портретной монете, — как, например, в случае с бактрийским царем Антимахом I, сведения о котором не сохранились ни в одном из дошедших до нас античных трудов (рис. 6.5). Поскольку о нем молчат письменные источники, Антимах I оживает лишь благодаря своей внешности на монете. Среди тех, кто последовал этим путем, был и Гилберт Дженкинс из Британского музея, писавший, что Антимах «совершенно неизвестен, если не считать его монет; но они сохранили для нас его потрясающе характерный портрет, поражающий своей реальностью»[543]. Чуть далее становится понятно, что Дженкинс имеет в виду под «реальностью»:У нас есть не только яркое и точное описание внешности Антимаха, но и непревзойденное указание на его личные качества, среди которых сила характера, сочетающаяся с цивилизованным скептицизмом и чувством юмора — таково воздействие превосходного изображения его головы и непосредственное ощущение от этого изображения[544]
.Как можно определить, не имея никаких иных свидетельств, которыми мы могли бы руководствоваться, что этот портрет является «ярким и точным описанием» внешности царя? Предположение о реальности этого портрета — всего лишь первый неверный шаг, необходимый для того, чтобы поверхностно заняться физиогномикой в качестве повествовательного костыля, позволяющего историку составить полное описание личности этого неизвестного правителя. Со временем ученые приписали Антимаху не только чувство юмора и скептический характер, но и целый спектр других качеств, таких как решительность, скромность, ум и грубость[545]
.Нумизматика и археология