Те трое явились убить нас, но не в полночь, как ожидалось, а в 22.40. Явись они на пять минут раньше, мы бы попались, потому что еще пять минут назад наше судно болталось у старого пирса. И виноват был бы я, поскольку это я, оставив тело Ханслетта в участке, вынудил сержанта Мак-Дональда проводить меня к единственному в Торбее аптекарю и заставить того обслужить нас. Аптекарь не оказал серьезного сопротивления, но отнял у меня пять минут — большая часть времени ушла на то, чтобы выжать из старикана маленькую бутылочку с зеленым ярлыком и лаконичной надписью "Таблетки". Но удача не покинула меня, я вернулся на "Файркрест" в 22.30.
Бабье лето непродолжительно на западном побережье Шотландии — наступившая ночь лишний раз подтвердила это. Погода была обычной. Холод, ветер, темно, как в преисподней, правда штормило несколько больше обычного. Сразу же, как мы отошли от пирса, я вынужден был включить прожектор на крыше рулевой рубки. Западный вход в пролив между Торбеем и островом Гарв в ширину не менее четверти мили, я легко мог найти его вслепую, ведя судно по компасу, но здесь болталось множество небольших яхт, и даже если на них позаботились включить стояночные огни, я все равно не разглядел бы их сквозь моросящий дождь. Ручка управления прожектором находилась под потолком рулевой рубки. Я переместил луч прожектора вперед и вниз, потом провел им по дуге градусов в сорок по обе стороны от курса.
Я осветил первую лодку через пять секунд — не яхту, стоящую на рейде, а весельную шлюпку с гребцами, медленно двигающуюся по волнам. Сидящий на носу лицом ко мне человек был одет в водонепроницаемый плащ и темный берет, в руках у него было оружие. С пятидесяти метров трудно установить тип оружия, но походило оно на пистолет-пулемет Шмайсера. Несомненно, это был Жак-пулеметчик. Лица человека, сидящего на веслах, видно не было, он сидел ко мне спиной. Но такая широкая мощная спина, я сразу понял — это Квинн. Человек, скорчившийся на корме лодки, был почти невидим, зато я сразу заметил блеск пистолета в его руке. Господа Квинн, Жак и Крамер направлялись с визитом вежливости, как сказала бы Шарлотта Скурос. Но они не придерживались назначенного времени.
Шарлотта Скурос была справа от меня, в затемненной рулевой рубке. Она появилась всего три минуты назад, до этого она сидела взаперти в салоне. Дядюшка Артур стоял слева, оскверняя свежий ночной воздух дымом своей сигары. Я потянулся за фонариком, а правой рукой пощупал карман, чтобы проверить, на месте ли "Лилипут". Он был на месте.
Я сказал Шарлотте Скурос:
— Откройте дверь рулевой рубки, выйдите, снова прикройте ее и встаньте где-нибудь а стороне. — Потом обернулся к дядюшке Артуру: — Возьмите штурвал, сэр. Когда я скажу, поверните резко влево. Затем снова курс на север.
Он молча встал за штурвал. Я услышал, как щелкнул замок правой двери. Мы делали не более трех узлов. До лодки было метров двадцать, и если бы мы продолжили идти прежним курсом, то оставили бы их по меньшей мере в десяти метрах по левому борту. Я направил луч прямо на лодку, и те двое, что сидели к нам лицом, подняли руки, чтобы защитить глаза от света прожектора. Квинн перестал грести. Затем я увидел, что Жак наводит свой пистолет-пулемет на наш прожектор, и тут я резко двинул вперед сектор газа. Дизель взревел на полных оборотах, "Файркрест" вздыбился и рванул вперед.
— Лево руля! — крикнул я. Дядюшка Артур завертел штурвал. Нас положило на левый борт. Пламя вырвалось из ствола пистолета-пулемета, беззвучное пламя — Жак пользовался глушителем. Пули срикошетили от алюминиевой фок-мачты и прошли мимо рулевой рубки и прожектора. Квинн понял, что происходит, и глубоко погрузил весла в воду, стараясь уйти в сторону. Поздно. Я крикнул: "Руль прямо!", убавил газ и выпрыгнул через правую дверь.