Когда ты вернешься ко мне

Я зажмурился, и на моих губах против воли растянулась легкая улыбка.

– Мистер Холден? Você tá bem?

Все в порядке?

– Tô bem, – крикнул я в ответ. – Сегодня в порядке.

Часть II

Глава 10. Ривер

Декабрь

Даже узнай я, что это будет последний футбольный матч в моей жизни, я бы все равно не мог ничего изменить.

«Койоты» Кэмпбелла в нашей лиге занимали второе место, сразу за нами. Мы уже выиграли чемпионат, но если побьем сейчас и их, то станем непобедимыми, чего никогда не случалось в истории футбола Центральной школы Санта-Круза.

Мы проигрывали 18–21 с четырнадцатью секундами в запасе, наш мяч на их сорока семи. По стратегии тренера нужно было дать короткий пас в бок нашему тайт-энду. Его задача заключалась в том, чтобы вынести мяч за линию, остановить время игры и тем самым дать нашему кикеру шанс сравнять счет.

Но во время совещания на поле все парни отказывались от овертайма. Они хотели победить. Это был последний раз, когда наша команда играла вместе. Я уже несколько недель был готов к концу сезона, но все равно почувствовал укол ностальгии. Они заслуживали от меня максимальной отдачи.

– Тренер обозначил стратегию, значит, играем, – сказал я, но бросил на Донти быстрый, многозначительный взгляд.

Он незаметно кивнул, и совещание закончилось.

Наша команда нападающих выстроилась в линию против защитников «Койотов» – ряд хмуро уставившихся на меня лиц.

– На счет два, на счет два!

Ченс передал мне мяч, и я отступил, притворился, что пасую Исайе, а сам осмотрел поле.

Как и предполагалось, их защита разгадала нашу стратегию, и плотно перекрыли тайт-энда и раннинбека. А против Донти всего один парень. Ошибка.

Я увернулся от проскочившего мою линию защитника. Ему удалось схватить меня за руку, но я вырвался и отскочил, когда тот рухнул на землю. Слева размытым пятном маячил Донти. За доли секунды мой мозг и рука рассчитали угол и расстояние. И я сделал бросок.

Два защитника зажали меня как раз в тот момент, когда мяч взлетел в воздух. Из легких с шумом вышибло воздух, и голова затряслась в шлеме, как в консервной банке, когда мы все повалились на землю. На несколько секунд я погрузился в хаос взрыхленной земли под носом и мелькания красно-белой униформы противников, навалившихся на меня сверху. В ушах стоял гул проклятий и недовольного пыхтения.

Затем по толпе прокатились радостные возгласы. Оглушительный рев. Я улыбнулся в землю, а затем Ченс и Майки Гримальди подняли меня на ноги. Ченс ухватился пальцами за решетку на моем шлеме и заорал. Никаких слов, только бессмысленный, варварский победный вопль.

Я огляделся и увидел удрученных «койотов», уперших руки в бока и понуро качающих головами. Толпа превратилась в неистовое море синего и золотого. Счет теперь показывал 24–21, а на часах оставалось две секунды.

Донти трусцой вернулся из зачетной зоны, зажав под мышкой победный мяч. Мы бросились друг на друга, подпрыгнули и в воздухе стукнулись нагрудниками. Прижались шлемами в порыве адреналина.

– Кто это сделал? – крикнул он мне в лицо.

– Ты это сделал! – крикнул я в ответ. – Кто это сделал?

– Ты это сделал! – Донти отступил и трижды быстро ударил себя кулаком в грудь. – Вперед! Вперед!

На поле хлынул весь тренерский состав вместе с игроками со скамейки запасных, и вся наша команда сгрудилась в орущую и скачущую торжествующую толпу. Их энергия захлестнула и меня, но немного иначе. Я выбрался из толпы и посмотрел в сторону трибун. Я сразу же их узнал – папу, Амелию… и мою маму.

Она была укутана с ног до головы в зимнюю одежду, но радостно махала и кричала вместе со всеми. Все считали, что мама не доживет до Рождества, но вот она здесь. Стадия ремиссии не наступила, но прием лекарств помогал сдерживать рак. Давал ей время. Она была там и видела, как я играю, видела радость и гордость моего отца.

Это и есть победа.

После возвращения в школу несколько дней спустя нас с ребятами встретили как героев, но радость победы уже меня покинула. Сезон закончился, и я мог проводить больше времени в автомастерской, хотя папа был непреклонен. Он настаивал придерживаться строгого графика тренировок, чтобы не «размякнуть» к лету.

Когда я вошел в класс математического анализа, некоторые ученики разразились аплодисментами.

Я занял свое место и почувствовал на себе взгляд Холдена. Мы едва ли обменялись парой слов с той ночи, когда я позвонил ему из больницы, отчаявшийся и напуганный. Никогда в жизни еще не чувствовал себя таким одиноким, а он был рядом и вытащил меня из темной ямы.

Я должен ему гораздо больше глухого молчания.

Мистер Рейнольдс прошел по классу, раздавая результаты нашего промежуточного экзамена.

– По большей части, очень впечатляет. – Он положил бумаги лицевой стороной вниз на наши столы. – У некоторых из вас были проблемы со значениями производной функции, но в целом я очень доволен прогрессом.

У моего стола он с улыбкой тоже положил перевернутый лист. Я почувствовал на себе чей-то взгляд и, подняв глаза, увидел Холдена, его брови выжидательно приподнялись.