Когда ты вернешься ко мне

– Нет, но я мог бы изучить вопрос. После школы и по выходным. – Я с трудом сглотнул. – И… этим летом.

Папа нахмурился.

– Этим летом ты отправляешься в колледж, в тренировочный лагерь того заведения, которое выберешь. У тебя не будет времени на что-то другое.

Перед глазами возникло лицо Холдена и вспомнился мамин шепот.

А как насчет твоего сердца?

Я набрал в легкие воздуха, чтобы попробовать еще раз, но у меня перехватило горло. Это тот самый момент? Неужели сегодня тот самый вечер, когда я переверну свою жизнь с ног на голову?

– Идея мне нравится, но это слишком большая ответственность, – сказал папа. – Твоя единственная задача – сосредоточиться на поступлении в колледж.

– Пап…

– Я не буду лезть в бизнес, и точка. Не хочу тратить больше времени на новое начинание. – Он потянулся и взял маму за руку. – Я доволен сегодняшним положением вещей. Давай не будем раскачивать лодку.

Лампа над нашим кухонным столом излучала золотистый и теплый свет. На мамином улыбающемся лице тоже появились краски, а на голове даже начали отрастать волосы. Амелия довольно копалась в телефоне, и ее улыбка была легкой, как и раньше.

– Ты прав. – Я заставил себя улыбнуться. – Прости, что затронул эту тему.

– Эй, Ривер.

Ченс, Донти, Майк Гримальди, Исайя Вашингтон и еще пара парней окружили меня у моего шкафчика в школе на следующий день, в последний учебный день перед зимними каникулами.

– Мы тут решили свалить на обед, – сообщил Ченс. – Хочешь с нами?

– Нет, я подумывал посмотреть шоу талантов.

Донти скорчил гримасу.

– Шоу талантов? Он что, серьезно?

Я пожал плечами.

– Парень из моего класса по математическому анализу будет играть на скрипке. На прошлой неделе я пообещал, что посмотрю.

Ченс разинул рот.

– Ты сказал какому-то ботану, что будешь смотреть, как он играет на скрипке? – Он фыркнул от смеха. – Смешнее шутки еще не слышал.

У меня покраснела шея. Я захлопнул шкафчик.

– Сказал, что пойду, значит, пойду.

Я одарил Ченса своим лучшим самоуверенным взглядом, без слов посылавшим куда подальше. Они с Донти переглянулись, а затем пожали плечами.

– Ну, чувак, чем бы дитя ни тешилось.

Донти шлепнул меня по руке.

– Увидимся позже?

– Ага.

Я смотрел им вслед, удивляясь, как они не видели насквозь всю мою альфа-самцовую фальшивку.

Потому что ты носишь эту маску уже много лет.

Вот только Холден мгновенно ее раскусил.

Я направился в затемненный зрительный зал, где уже шло зимнее Шоу талантов. Все кресла были заняты, остались только стоячие места. Я протиснулся в задние ряды, но с моим ростом в шесть футов и два дюйма[28] сцену было видно замечательно.

Я едва не опоздал. Харрис Рид играл на своей скрипке классическое произведение и делал это виртуозно. Музыка была безумно сложной, и я с благоговением наблюдал, как смычок скользил по струнам.

Когда выступление закончилось, я громко захлопал в ладоши и присвистнул… Внезапно воздух наполнился ароматом дыма, гвоздики и кедрового одеколона. Бешено заколотилось сердце, и по левому боку пробежала ледяная дрожь. Холден подошел ко мне и встал рядом.

– Не знал, что ты поклонник искусства, – произнес он, не отрывая глаз от сцены. – Еще одна сторона загадочного Ривера Уитмора.

– Я пришел посмотреть на Харриса из нашего класса. Поэтому ты здесь?

– Нет, тебя преследую. – У меня округлились глаза, и Холден ухмыльнулся. – Не льсти себе. Я здесь ради своего друга.

Он дернул подбородком в сторону сцены. На нее вышел Миллер Стрэттон с гитарой на шее, неся в руках табурет. Он сел и поправил стойку микрофона, в то время как на него навели луч единственного прожектора. Весь зал погрузился в темноту.

– На вечеринке у Ченса он сыграл впечатляюще, – заметил я.

– Он великолепен, черт побери, – произнес Холден и задел мою руку тыльной стороной ладони. По коже пробежал разряд, и волоски тут же встали дыбом. Я как бы невзначай поерзал и засунул обе руки в передние карманы джинсов.

На сцене Миллер заговорил в микрофон низким, почти застенчивым голосом.

– Привет, меня зовут Миллер Стрэттон. Я собираюсь сыграть песню Coldplay. Она называется «Fix You»[29].

Я позволил своему взгляду скользнуть к Холдену, изучая его профиль, – точеную челюсть и скулы, сильный нос, полные губы. Он сглотнул, и я проследил за движением его кадыка. Совершенная мужественность. Ничего женского.

– Чем могу помочь? – прошептал он, глядя вперед.

– Отстойно с тобой не общаться, – признался я, когда Миллер заиграл первые аккорды песни. – Не знаю почему. Ты самонадеян, как черт.

– Согласен. А ты – сэндвич с сыром на гриле.

Я фыркнул.

– Чего-чего?

– Ш-ш, – прошипел Холден. – Слушай. Это наша песня.

Наша песня. Не было ничего нашего. Как и нас не было. Но Миллер пел, что если никогда не попробовать, то никогда не узнаешь, и эти слова пронзили меня, словно стрелы.

Я вынул руку из кармана и снова опустил ее вдоль тела. И опять от соприкосновения с Холденом по коже протанцевали язычки тепла, в то время как Миллер пел об огне, который освещает тебя изнутри.

Я посмотрел на Холдена, а он посмотрел на меня.