Когда ты вернешься ко мне

Мы уставились друг на друга, туман перед глазами медленно рассеивался, и вернулось дыхание, словно все это время я забыл, как дышать. В этом не было необходимости. Ривер смотрел на меня, слегка шокированный тем, что сделал. Легкая, недоверчивая улыбка коснулась его губ, все еще влажно блестевших от нашего поцелуя. Он пристально смотрел мне в глаза, и в его взгляде не было сожаления. Только тихая радость. Будто какая-то потерянная часть снова вернулась на место.

В то время как я разваливался на куски.

Я вырвался из уютных объятий Ривера и с глухим лязгом откинулся на ряд шкафчиков. Пульс стучал в ушах. Я чувствовал Ривера повсюду – на губах, в легких и в сердце, – его поцелуй пробудил меня к жизни.

Он вытащил меня из озера и вдохнул в меня жизнь…

В его глазах промелькнула неуверенность.

– Я… сделал что-то неправильно?

Я молча покачал головой, тепло – его тепло – все еще текло по моим венам. Как объяснить, что такого никогда не случалось? Что так не должно было случиться?

Никто никогда не целовал меня так, как будто это что-то значило.

Не говоря ни слова, я нащупал дверь и толкнул ее в слишком яркий дневной свет. Шоу талантов заканчивалось, и меня поглотило море студентов, покидающих аудиторию. Слишком много тел, слишком много бессмысленной болтовни обрушилось на мой мозг. Я отделился от толпы и тяжело прислонился к стене, потянувшись за своей фляжкой.

После совершенных губ Ривера водка на вкус напоминала бензин. Еще один глоток смыл вкус поцелуя с губ и языка. Но выпивка ничего не могла сделать с воспоминаниями о том, как безопасно я чувствовал себя с ним. Как будто он пытался выполнить свое обещание никогда больше не позволять никому причинять мне боль.

– Смешно, – пробормотал я и сделал третий глоток. – Это ничего не значило. Поцелуй. И что, мать вашу?

Из-за угла появился Миллер с гитарой через плечо. На нем были джинсы, потрепанная старая куртка и шапочка, от которой девушки теряли голову.

– О, привет, Холден. Ты в порядке?

– Ты играл как гребаное чудо, – произнес я, чтобы отвлечь его внимание. Но Миллер был раздражающе скромен; комплименты так и отскакивали от него.

– Спасибо. Ты уверен, что с тобой все в порядке?

– Конечно. Почему спрашиваешь? Если не считать того факта, что я пьян в середине учебного дня.

Миллер даже не улыбнулся. Серьезный он парень.

– На самом деле, – произнес я, когда мы шли через кампус, – в моем психическом состоянии частично виноват ты сам.

Он усмехнулся.

– Каким это образом?

– Твоя песня. Точнее, как ты поешь эту песню. Она произвела тот же эффект, что и «Yellow» на вечеринке несколько месяцев назад. Ты мог бы сколотить состояние, влюбляя в себя людей одними только каверами на Coldplay.

– Я был бы счастлив заработать достаточно, чтобы выгнать Чета.

– Мамин хахаль все еще ошивается в твоем доме?

Я сам ненавидел, когда люди задавали вопросы, на которые заведомо знали ответы, но я отчаянно пытался не впускать Ривера в свои мысли.

– Ага, – отозвался Миллер. – И у меня такое чувство, что мой дом уже и не мой вовсе. Мы с мамой пережили столько дерьма, чтобы обзавестись настоящим домом. А теперь его оккупировали. Как будто Чет захватил власть, и это его дом, и нам пока что разрешают в нем жить.

– Что я могу сделать?

Миллер пожал плечами, но его взгляд был полон благодарности.

– Тут мало что можно сделать.

– Если вам нужны деньги, можешь попросить…

– Нет, – отрезал он, продолжая идти к выходу. Учебный день еще не закончился, но не для нас. – Мы это уже обсуждали.

– И мое предложение все еще в силе, всегда. Я сижу на чертовой горе золота, но ни ты, ни Венц к ней не прикасаетесь.

– Я не возьму твоих денег, – повторил Миллер, его глаза сейчас напоминали твердые голубые топазы. – Что бы я ни делал, я сделаю это сам.

Мне хотелось возразить, но упрямая гордость Миллера была непоколебима. Его сердце как будто окаменело с тех пор, как четыре года назад отец бросил их с мамой бездомными и отчаявшимися.

Я сокрушенно вздохнул.

– Никогда в жизни не испытывал недостатка в материальных благах, и могу только догадываться, что в ненужных страданиях есть доля благородства.

Миллер фыркнул.

– Это закаляет характер. Тебе стоит как-нибудь попробовать.

Я толкнул его, и мы погрузились в мирную тишину… Пока меня снова не поглотили воспоминания о прижавшемся ко мне твердом теле Ривера Уитмора, о его требовательных губах.

Черт возьми.

– Решил проводить меня домой, Пэриш? – поинтересовался Миллер, когда мы направились вниз по обсаженной деревьями улице.

– Похоже на то.

– А как насчет Джеймса?

– Он привык к моему беспорядочному графику. Приедет, когда позову. – Я засунул руки в карманы. – Ну, мы только что прогуляли остаток нашего последнего учебного дня перед зимними каникулами.

Миллер пожал плечами.

– Мне нужно работать. На каникулы взял побольше рабочих часов. Но что насчет тебя? Куда-нибудь поедешь со своими тетей и дядей?

– Они едут в Сиэтл навестить моих родителей.

– Ты не поедешь с ними?

Собираешься остаться один на Рождество?