Когда запоют мертвецы

– Да уж! – невесело усмехнулась она. – Будем надеяться, ты не начнешь рожать раньше меня!

Смеха наскреблось совсем немного, и был он горьким на вкус.

* * *

Очень скоро Диса выяснила, что в Стоксейри ни ей, ни Эйрику больше не рады. Сплетню принесла та самая работница, которая сообщила о родах Стейннун. Этим летом она покидала усадьбу Бьёрна, потому что родственница устроила ее в Скаульхольт прислуживать жене епископа. Лучше места было не сыскать, и батрачка светилась от счастья, охотно выбалтывая секреты прежнего хозяина. Как Диса и опасалась, все шишки посыпались на Стейннун да еще на нее саму.

Узнав, что вместо долгожданного сына батрачка родила двух девчонок, Бьёрн сначала ругался и лютовал, а потом заявил, что пожалуется в тинг на козни пастора-чернокнижника – мол, это он сделал так, чтобы родились уродцы. О последнем служанка рассказывала с осторожностью: вдруг и правда колдун Эйрик проклял детей своего шурина, а теперь рассвирепеет, узнав, что его раскрыли? Но пастор был любезен и учтив. Расспросил у девушки, скоро ли она отправляется в Скаульхольт, и просил от своего имени кланяться епископу и его жене.

Диса хотела как-нибудь заглянуть к Стейннун, узнать, как она сама и дети, но с новой силой вернулась тошнота, и пасторша все время теперь прислушивалась к себе: не потеряет ли она ребенка? Эйрик с Арни взяли на себя всю работу, оставив Дисе лишь то, что почти не требовало усилий. Целыми днями она ткала, снедаемая скукой, и даже обрадовалась, когда несколько женщин из их прихода собрались рожать.

Ко второму летнему месяцу Эйрику написал его друг Боуги – позвал в королевскую усадьбу Бессастадир, где проживал судья по особым делам из Дании и куда свозили осужденных на местном тинге. Через месяц их приговор подтвердит высокое собрание на Полях Тинга, в Тингведлире: кому-то отрубят руку за воровство, другим отрежут язык за богохульство, а третьи отправятся на виселицу или под воду за преступления более тяжкие. Эйрику хотелось, чтобы жена поехала с ним, но Диса только махнула рукой:

– Жена Ингимунда должна вот-вот родить, а это ее первенец, не считая того, что родился мертвым, так что уж лучше мне там быть. А ты запомни: если из-за своих выходок навлечешь на нас беду, клянусь Господом, я помогать не стану!

– Никогда-никогда? – спросил Эйрик, целуя ее в висок.

– Раньше мертвецы запоют, чем я кинусь тебя спасать, – отрезала она.

Бессастадир

Меньше всего Эйрик жаждал

любоваться на королевскую усадьбу. Когда смотришь на такие строения, богаче и величественнее, чем любые другие дома в Исландии, несправедливость ощущается в теле, как болезнь. А самое смешное, что именно из-за живущих здесь людей Исландия и дошла до нынешнего бедственного положения. Эйрик хотел бы прийти к дому королевского эмиссара босиком, подпоясавшись куском веревки, но Диса не выпускала его из дома, пока он не надел хороший датский плащ и крепкие сапоги. «Если нас считают псами, почему бы не залаять?» – возражал он, но жена оставалась непреклонной и напомнила, что он обещал в интересах семьи вести себя как следует. А лаять можно и дома, если он так пожелает. Она даже швырнет ему пару костей.

До Бессастадира было два полных дня пути. На утро третьего перед Эйриком вырос красивый дом с белыми стенами – единственный такой во всей Исландии. К северу от здания вонзался в воду мыс, а вдалеке голубел длинный горный хребет с зеленеющими склонами, чьи заснеженные вершины напоминали комья облаков. Со стороны могло показаться, что горы загораживают королевскую усадьбу, оберегая ее от тех невзгод, которые испытывала вся Исландия.

Жилище эмиссаров его величества с трех сторон было окружено водой. Недалеко расположился торговый город, где на приколе стояли несколько датских кораблей, мирно покачиваясь на волнах. За домом же находилась глубокая яма, где держали осужденных, ожидающих повторного слушания на альтинге. Тех, что поздоровее, забирали в работный дом, где они тяжко трудились целый день за плошку жидкой каши, но хотя бы видели солнце, в отличие от тех, кто томился в яме.

Эйрика встретили лакеи судьи, державшиеся с услужливым высокомерием, которое часто встречается у работников знатных господ. Его проводили в просторную светлую комнату, где хорошо пахло свежелакированными панелями, а в углу стояла кровать с пуховыми перинами и горой подушек. Туда же принесли чай и предупредили, что к ужину нужно спуститься в большую залу через час. Время можно было узнать по большим часам, что стояли в холле.