Отец на все это дело смотрит весьма странно и подчас говорит даже глупости, звонит только ради любопытства. Его пугает связь Володи с Мариной, на этот счет они «закипают» оба и кроют его и ее на все лопатки. Я в этом не вижу ничего дурного, но только все это не реально и мучительно для них обоих (имею в виду Володю и Марину). Для меня важно одно! Когда он с ней – он великолепен: веселый, трезвый, добрый, деловой. Сейчас в больнице он много пишет песен и еще чего-то.
Мне звонила твоя мама, но Володи дома уже не было. Ей перед отъездом позвонить не успела.
Детишки наши здоровы. Люся потолстела. У них дом, как заезжий двор.
Жизнь она и Лена ведут богемную, ну это их дело. Ну все Гарик. Желаю тебе здоровья и успеха в твоей тайге.
Н. Высоцкая
Это письмо я получил в старательской артели, Нина Максимовна знала, что я на Чукотке мою золото, просто перепутала тундру с тайгой…
А вскоре пришла весточка и от Володи, притом на адрес старательской артели – он узнал его, видимо, от своей матушки. Вот что он писал:
Ну, а мне плевать,Я здесь добыватьБуду золото для страны!Васёчек! Обиды! Ну их на фиг! Не писал я тебе долго – это правда. Но… ведь и ты мне, если разобраться – одно ругательное письмо и две телеграмммы – извинительную и поздравительную.
Не писали – значит не писалось, а вот сейчас пишется. Я, Васёчек, все это время шибко безобразничал в алкогольном то есть смысле. Были минуты отдыха и отдохновения, но минуты редкие, заполненные любовными моими делами. Приезжала Марина – тогда эти минуты и наступали.
Были больницы, скандалы, драки, выговоры, приказы об увольнении, снова больницы, потом снова больницы, но уже чисто нервные больницы, то есть лечил нервы в нормальной клинике, в отдельной палате. Позволял терзать свое тело электричеством и массажами и душу латал и в мозгах восстанавливал ясность и сейчас картина такая: в Одессе все в порядке, в театре вроде тоже – завтра выяснится, и завтра же приезжает Марина. Я один, мать отдыхает, я жду. С песнями моими все по-прежнему. Употребляют мою фамилию в различных контекстах и нет забвения ругани и нет просвета, но я <…> не жалею. Я жду.
Пытался я, Гарик, чтобы ты приехал, но… Приедешь – расскажу подробнее. Это было невозможно. По-моему, кто-то из твоих магаданских коллег постарался – мол, без тебя некому работать. А может, еще что. Но сейчас ты уехал множить золотой наш запас и поправлять финансовые свои дела.
И сказал ему отец – ты, Васечек, молодец.
Зое я все время твержу, но у них какие-то свои дела, и я их редко вижу, а потом месяц я шастал по медицинским учреждениям и потерял контакты.