Колдовство

Галя, размахнувшись, опустила кочергу на лицо девочки. Та удивленно вскрикнула и посмотрела на участковую с невинным детским выражением лица.

– Тетенька, зачем вы меня… железякой страшной…

Галя вновь занесла руку.

– Меня дяди обижали. – Полина вдруг заплакала. Из раны под глазом, оставшейся от кочерги, запенилась темная кровь. – Меня папка родненький ночью любодействовал, а потом дядька еще сиськи обкусал! А я ма-а-аленькая! Мне стра-а-ашненько!

Галя, покачиваясь, посмотрела ей в глаза.

– Сколько? – спросила она.

– Всю ночь они меня, всю ночь – вдвоем, не жалеючи!

– Сколько будет дважды два? – оборвала ее причитания Галя. Девочка замолчала. – Ну? – повторила Галя. – Сколько будет дважды два?

Полина еще некоторое время испуганно трепетала, а потом, разом прекратив дрожать, усмехнулась.

– Надо было в прошлый раз дождаться, пока ты сама ответишь, да? И запомнить. Сейчас бы ответила – а ты бы и поверила. Так что? Сколько оно будет?

– Начинай считать, – сказала Галя и опустила вниз кочергу. Потом – еще раз и еще. Штаны ниже колен на глазах покрывались мелкой россыпью темно-красных капель.

– Подожди. – Полина больше не видела одним глазом, а вскоре кровь затекла и во второй. Она подняла руки, стараясь закрыться от кочерги. – Скажи мне, я не вижу… Я сейчас не вижу, но… Я красивая сейчас? Я… красиво лежу? Красиво умираю?

– Нет. – Галя вновь размахнулась. – Нет здесь никакой красоты.

Следующие несколько ударов она нанесла уже в тишине. Тонкие руки со сломанными кистями упали вниз, череп девочки треснул от виска до самой брови – и тут уже хлынула наружу пена. Лицо Полины дернулось, исказилось – и стало очень мирным и спокойным, будто бы она заснула. Всхлипнув, Галя выпустила кочергу и привалилась спиной к кладке. Куда бы она ни отворачивалась – перед глазами стояло мертвое лицо ребенка.

– Галя, – сказал позади Ветерок еле слышно. – Галя, погляди на него…

Галя, обернувшись, посмотрела на Ветерка, который не отрывал взгляда от Шушенкова. Лейтенант, повиснув на заломленных руках, судорожно дергался, опустив голову вниз. Ноги его были завалены дровами, сброшенными вниз вылезающим из своего тайника Ветерком.

– Он глотает, – сказал Ветерок. – Он его теперь глотает…

Галя тяжело подошла к лейтенанту, непослушными пальцами раскрыла ему рот и, подцепив язык, вытянула его из горла. Шушенков закашлялся, забрызгивая ее лицо своей кровью, затем выпучил глаза, отшатнулся, стараясь отползти.

– Это я, не боись. – Галя аккуратно развязала ему руки, затем – ноги. Шушенков все так же таращился на нее испуганными глазами. – Что ты ей такого сказал, что она тебе язык… стой, куда?

Но Шушенков уже не слушал – лишь часто и сильно моргал, закатив глаза, а потом упал на дрова и, приоткрыв рот, замер, еле слышно и хрипло дыша.

– Черт, нашел время в обморок упасть. – Галя быстро проверила его карманы, вытянула телефон. – И не разблокируешь! Лишь бы сами перезвонили…

Снаружи что-то загремело, далеко и еле слышно.

– Жди здесь. – Галя с силой оторвала со своей ноги зацепившуюся за штанину проволоку, потом подхватила кочергу и, переступив через тело Полины, вышла во двор. Сзади запричитал Ветерок, но она, не обращая внимания, побрела по пыли к залитому кровью крыльцу. Пока они сидели в дровнике, солнце скрылось за тучами и поднялся ветер, отчего стоящий рядом лес зашумел, задвигался и казался теперь живым.

Пистолет лежал там же, где она его выронила, – на крыльце, в небольшой луже подсыхающей крови. В тот момент, когда она подходила к крыльцу, скрипнула калитка. Обернувшись, Галя увидела ползущую на четвереньках толстуху, которая, словно кошка, не сводила взгляда с участковой. Поняв, что ее заметили, она, неожиданно резво для такой туши, вскочила на ноги и бросилась к крыльцу. Галя не почувствовала даже отголоска страха и темп не сбавила. Нагнувшись, подняла пистолет, проверила предохранитель, прицелилась в бегущую Тамару и вогнала пулю ей в рот. Женщина кашлянула и, развернувшись, бросилась в сторону леса, выблевывая на ходу пену. Галя вновь прицелилась – но следующая пуля шлепнула по толстой спине. Тогда она прицелилась получше, выстрелила – и затылок Тамары раскололся, а она сама повалилась вперед, ломая штакетник.

Галя поднесла пистолет к лицу и прищурилась. Затем, выматерившись, бросила его в пыль.

– Сука жирная, – сказала она, сплевывая. – Последние патроны, твою мать.

Покачиваясь и продолжая материться, она вернулась к дровнику, перешагнула через труп Полины, схватилась рукой за черенок торчащих из девочки вил и с силой дернула на себя. Шушенков вновь ожил, пытаясь сесть.

– Шушенков, – сказала Галя сипло, прочистила горло и выкрикнула: – Лейтенант?

Шушенков замер и медленно поднял разорванное лицо на Галю. Глаза у него были удивленные, слезливые.

– Сколько… сколько будет дважды два?

Вместо ответа Шушенков раскрыл рот, промычал что-то непонятное.

– Покажи на пальцах. – Галя подняла вилы, перехватилась поудобнее. – Покажи пальцами, сколько будет дважды два.

Он медленно поднял руку с сорванной на запястье кожей, поджал большой палец и показал «четыре».