Колдовство

Расстояние от грязи до того места, где начинался собственно лес, было огромное. Ни один человек бы не смог просто так перемахнуть несколько метров размытой, глинистой дороги так, чтобы не оставить ни одного следа. Галя, выругавшись, прошла по дороге еще метров двадцать. Ничего. Она вернулась, нашла последние следы. Воткнув вилы в землю, присела на корточки, уставившись на смазанный след босой ступни.

– Куда же ты упрыгал, сволочь? – Галя кинула взгляд на лес. – Не мог же обратно по своим следам пойти – босым бы не получилось…

Внезапно она поняла, что за ней кто-то наблюдает. Не было мурашек или холодка в затылке – просто все ее тело почувствовало чужой взгляд, которого раньше не было, кожей уловило чей-то интерес к себе. Мир вокруг изменился, стал более резким и холодным, будто кто-то убрал из него все теплые оттенки.

Галя медленно повернула голову и бросила взгляд за спину – туда, где сквозь просвет между деревьев виднелся далекий приземистый деревянный дом, будто бы обрамленный ветками и сучками деревьев, которые сложились так, что ни одна линия не перечеркивала его силуэт. Не отрывая взгляда, Галя выпрямилась и, нащупав ладонью черенок вил, шагнула с дороги.

Под ногами хрустнули сосновые иголки, налипшие на измазанные глиной подошвы. Галя не смотрела вниз – она уже поняла, что под ее ногами не та дорога, что была раньше. Руку дернуло назад – вилы за что-то зацепились. Галя не обернулась – она откуда-то знала, что нельзя оборачиваться и нельзя отрывать взгляд от дома вдалеке – даже моргать стоило с осторожностью.

Она сделала еще один шаг. И еще.

Позади нее вилы с треском ломали ветки каких-то кустов, которые Галя даже не заметила. Ладонь, сжимающая черенок, вспотела, участковая наклонилась вперед и шла теперь, склонившись к земле, будто бы ей в лицо бил сильнейший ветер.

– Не-е-ет уж, – хрипела Галя. – Вилы мне пригодятся. Раз уж сами пригласили – впускайте, как есть…

По бокам, в лесу, шумел ветер, которого она не чувствовала. Иногда в нем звучали обрывки слов – но языка, на котором они были произнесены, Галя не понимала. Пот заливал глаза, но участковая даже не смахивала его – когда дом приблизился настолько, что стали видны низкие вытянутые окна, ей пришлось схватиться за черенок второй рукой и волочь за собой вилы всем телом, будто плуг по непаханой земле. Несколько раз она чувствовала, как что-то в них врезается – будто кто-то спотыкался о черенок и некоторое время тащил его вбок, но все это происходило в молчании и в полной тишине.

Вывернутые за спину руки начинали ныть. Галя понимала, что бо́льшая часть дороги позади, но силы были на исходе. Несколько раз она видела перед собой грязные влажные следы босых ног – но расстояние между ними было огромное, будто отпечатывался только каждый десятый шаг. Или будто Пашка летел сквозь лес, лишь изредка касаясь ногами земли.

Перед последними деревьями подошвы ее ботинок начали рыть мягкую глину, и Галя, склонившись почти до земли и не отрывая взгляда от дома, рванулась вперед, чувствуя, как начинают разжиматься пальцы. Теперь она точно, явно почувствовала, как кто-то тянет вилы назад – иногда немного раскачивая их влево-вправо, будто пытаясь понемногу утомить и так немеющие пальцы. Кто это был и зачем ему Галины вилы – узнавать не особенно хотелось, но она понимала, что разжимать пальцы нельзя ни в коем случае.

На лицо упала первая крупная капля дождя, позади чавкнуло – и Галя повалилась на траву, задыхаясь и пытаясь сплюнуть тягучую слюну опухшими, непослушными губами. Когда перед глазами прекратили плясать круги, она привстала на колени и наконец посмотрела через плечо.

Лес за ней разрезала глубокая прямая канава – даже, скорее, неглубокий ров, покрытый зеленым узором высохшей ряски, а лес рос теперь гораздо выше: начинаясь от края рва, высохший, корявый и какой-то неправильный, он расходился вверх и в стороны, постепенно становясь зеленее и гуще. Присмотревшись, Галя поняла, что все деревья вдоль рва тянутся прочь, каждым своим изгибом стремясь в сторону «нормального» леса – будто бы деревья не хотели, чтобы хоть одна ветка росла над этой высохшей заболоченной канавой. Их стволы на несколько метров вверх от основания были измазаны тиной и высохшей грязью – так бывает, когда уровень болота то поднимается, то падает. Здесь и там наружу пробивались тонкие, изломанные бледно-синие ростки, напоминающие картофельные – но более ветвящиеся и мерзко-влажные, словно вчерашняя вермишель, вытянутая из холодильника.