– Иди, – Игорь Константинович помолчал, а потом окликнул Галю, стоявшую уже у двери. – Знаешь, Галь, если бы не ребенок тот, которого ты из леса вывела, – ты бы сейчас в клетке, наверное, сидела. Потому как они там все ну прямо очень хотят все это и на тебя повесить. Превышение полномочий, состояние шока, помутнение рассудка… Так что ты хорошенько выспись, чтобы голова соображала, – и завтра мы с тобой сядем и еще раз все показания запишем, а потом с Ветерком повторим. Хорошо, что свидетель есть. Будет попроще. А там, глядишь, месяц-два – и в должности восстановят. И пистолет, возможно, тоже вернут… но уже не на постоянное, конечно. А Шушенкова мы найдем. Даю слово. За все, падаль, ответит.
– Понимаю, Игорь Константинович. Спасибо. – Галя вышла в коридор, спустилась по лестнице – и вышла в холодную, бодрящую и освежающую ночь. Глубоко вдохнула воздух, пахнущий лесом и грязью, и направилась к своему автомобилю. Открыв дверь, она грузно, тяжело села на водительское кресло и наконец разрыдалась.
Вновь начал накрапывать дождь. Галя вытерла слезы, – аккуратно, чтобы не повредить свежие повязки над швами, – захлопнула дверь и завела двигатель.
– Сядешь и двинешься, – вспомнила она. – К смерти своей.
Рука нащупала в кармане маленький клочок бумаги, найденный в ведре. Галя достала его, с легким удивлением вспоминая, зачем вообще его сунула в карман, и, присмотревшись, увидела название поселка. Это был старый, полуистлевший билет на рейсовый автобус из Ярцева, датированный прошлым летом. Галя достала телефон, открыла навигатор и пробила название поселка. Навигатор, секунду поразмыслив, проложил маршрут.
Галя растянула пальцами карту, затем немного отдалила и с высоты взглянула на этот поселок, прижатый к самому краю того же самого леса, из которого она недавно вышла, – но с противоположной его стороны. Затем она посмотрела на цифру над проложенным маршрутом – 35,2 километра. Открыла гугл, пробила «35,2 километра в верстах», подождала секунд пять и хохотнула, когда страница прогрузилась.
– Сядешь и двинешься, да, сука старая? Вот где вы, твари, снова вылезти собираетесь…
Галя поставила телефон со включенным навигатором на крепеж, торчащий из приборки, поправила зеркало и пристегнула ремень. Спать больше не хотелось. Дворники лениво размазывали капли дождя по лобовому стеклу.
– Ну что ж, – Галя потянулась к экрану и ткнула в него пальцем. – Поехали умирать.
– Маршрут проложен, – отозвался навигатор приятным женским голосом. – Конечная остановка – поселок Жданово [5]
.Галя включила передачу и плавно, не спеша выехала на свою полосу. Через несколько минут она уже ехала по шоссе, тихонько напевая и раздумывая, согласится ли продавщица на заправке залить бензин в пятилитровые канистры и есть ли круглосуточные магазины, в которых продаются топоры.
Ближе к трассе вновь начался ливень, и Галя включила наконец радио.
Вязь
Глава первая
1
Антон увидел бабу Глашу рано утром.
Она брела по дороге, старая, седая, сгорбленная, одетая в грязный вязаный халат, полы которого истрепались, растопырив темно-синие обрывки нитей.
Сначала Антон подумал, что у него галлюцинация: утренний осенний туман навел морок. Но нет – баба Глаша была настоящая и даже почти не изменилась, хотя последний раз ее видели в деревне шесть лет назад.
Путь ее наверняка лежал к дому, в котором баба Глаша жила еще с советских времен и который недавно сгорел.
Антон помнил тот пожар. Двое алкашей решили приготовить шашлыки и поджарили заодно дом изнутри. Оба не спаслись, но их было не жалко. Домик тушили всей деревней. Антон лично подвез тонну песка на тракторе, помогал, хотя сам же мечтал о том, чтобы дом сгорел к чертям и чтобы участок выкупили, сровняли бы с землей почерневшую «коробку» и построили бы что-нибудь нормальное, кирпичное, современное.
Однако покупателей не находилось, а некоторые жители деревни до сих пор протаптывали тропинки к дому, в надежде застать бабу Глашу во дворе, вместе с ее вязальными спицами, с клубками нитей в корзинке, с хитрым прищуром глаз.
Говорили, ее вывез в город внук, поселил у себя, чтобы приглядывала за детьми. Еще говорили, что дом выставлен на продажу, а потом, что дом уже давно на кого-то переписали, а потом, что баба никуда не уезжала, а померла где-то, и тело ее до сих пор не нашли, значит, дом продать нельзя, сровнять с землей тем более. У людей теплилась надежда на ее скорое возвращение. С других деревень тоже приезжали и, обнаружив обгорелые развалины, чрезвычайно расстраивались.
И вот баба Глаша появилась.
Антон, ехавший в город, чертыхнулся, сбавил ход, нырнул носом автомобиля в заросшую травой обочину. Он не мог оторвать взгляда от идущей по дороге старухи.
В исковерканной болезнью груди вдруг зародилось острое чувство радости, полоснуло по легким, вырвалось из горла хриплым стоном. Радость тут же сменилась страхом – и это ощущение было в сто или даже в тысячу раз сильнее и острее.