Колдовство

В деревне Филипп выключил фары, ехал на габаритах. Свернул в безлюдный тупик, остановился у покосившихся старых ворот. Сначала занес в бабкин дом канистру, разлил бензин по комнате и в крохотной кухоньке, где в углу еще стояла дровяная печь. Пару раз ему казалось, что в окнах мелькает силуэт бабы Глаши, но это был всего лишь свет фонаря.

Филипп вернулся к машине, минут десять возился с веревками, связывая спящих алкашей. Связывал неумело, кое-как. Боялся, что кто-то из них проснется – и что делать тогда? Как быть?

Алкаши не проснулись. Филипп взвалил одного на плечо, потащил через двор в дом. Алкаш был щуплый, костлявый. Он похрапывал во сне и пустил слюну, заляпав Филиппу воротник.

Второй тоже был худым и легким. Филипп даже не сбил дыхание, пока нес его.

Он уложил алкашей на пол в комнате. Пару секунд стоял над ними, разглядывая грязные молодые лица. Их было не жалко. Но почему-то Филипп медлил. Не решался.

Ему захотелось вернуться домой и отмыться от грязи, запаха бензина и гнили. Захотелось быстрее оттереть щеткой воспоминания об этой ночи. Тогда Филипп зажег спичку и прислонил ее к шторе. Огонь занялся быстро, пополз к потолку, перекинулся на диван.

Филипп вышел, поджигая скатерть в кухне, огляделся, убеждаясь, что огонь разгорелся вовсю. Показалось, что на полу в комнате заворочались алкаши. Кто-то хрипло закашлял. Но Филиппу уже не было до них дела. Он вернулся в машину и поехал домой.

Перед тем как отправиться под душ, Филипп спустился в подвал.

– Все хорошо, дорогая, – сказал он в темноту, не включая свет. – Скоро мы снова будем вместе, как раньше!

Глава пятая

1

Соня проснулась, будто кто-то вытолкнул ее из дремы, вытащил холодными руками за горло.

Она привыкла к болезни, привыкла, что просыпается вот так – с постоянным ощущением скорой смерти. Иногда ей даже хотелось умереть, чтобы все скорее закончилось.

Болезнь сжирала изнутри несколько лет. Сначала Соня боролась, потом смирилась, потом стала ждать конца. А тут еще вернулась с того света ведьма. Понятно зачем – долги собирать…

Соня закашляла в подушку, зная, что на наволочке останутся кровавые разводы. Надо бы пойти в ванную, умыться холодной водой, сбить накативший внезапно жар. Но не было сил.

В темноте Соня не сразу разглядела силуэт, сидящий на детской койке. Номер в гостинице они сняли дешевый, с одной комнатой на четверых. Хорошо хоть кроватей было три. На одной уложили детей, на двух легли сами.

– Привет.

Голос был знакомый, старческий, из кошмара. Соня приподнялась на локтях, нащупала рукой шнурок выключателя, дернула.

Лучше бы не дергала. Свет прикроватной лампы стряхнул одеяло темноты и обнажил ужас, творившийся в номере.

Егор лежал на кровати поверх одеяла мертвый, выпотрошенный, с кишками наружу, с содранной с лица кожей, утыканный вязальными спицами. Вокруг него все было в крови. Кровь капала с простыней на пол. Кровь была на стене, на подушках. Но Егор был жив. Его глаза хаотично метались в глазницах, кажущихся особенно большими из-за отсутствия век. Грудь поднималась и опускалась.

– Г…господи… – Соня перевела взгляд на детскую кровать, где сидела баба Глаша.

Старуха вязала, мерно двигая спицами. Нить тянулась в карман халата.

Сыновей нигде не было.

– Куда ты их дела? – слова давались с трудом. Пришлось глубоко вздохнуть.

– Забрала, – сказала баба Глаша. – Должок. Нужен был один, а возьму двоих. За то, что ты сделала. За все зло, которое мне принесла.

– Это ты зло несешь. Разве непонятно? Забираешь детей. Старая проклятая ведьма.

– Разве это я к тебе пришла? Нет, дорогая. Ты сама. Приползла, умоляла дать тебе ребеночка. Чтобы здоровый, успешный, умный, красивый. Полный набор, да? А дальше по уговору – один ребенок тебе, один мне. Ничего больше.

Баба Глаша посмотрела на Соню, склонив голову. Щелкнула спицей.

– Умираешь? Это не дело. Я должок, стало быть, заберу, а тебе здоровье верну. Мне лишнего не надо. И мужа своего забирай. Он еще пару дней точно проживет. А ты… не знаю. Лет сто, не меньше. Таким, как ты, много пожить надо, чтобы ума набраться.

– Надо было голову тебе к хренам отрезать, – буркнула Соня, пытаясь разглядеть что-то за спиной старухи.

– Надо было. Но у тебя ж руки дрожали, моя дорогая. Не довела дело до конца.

Баба Глаша рассмеялась, поднялась неторопливо с кровати, и Соня увидела два аккуратных клубка окровавленных нитей и детскую пижамку, валяющуюся у изголовья.

Соня открыла рот, чтобы закричать, но не смогла.

Она вдруг почувствовала, что боль в груди растворилась, а горло больше не закладывает. Тело начало наполняться силой, как заполняется стакан свежей водой. Мысли сделались ясными, не замутненными облаком боли. Сразу же пришло осознание всего, что здесь сейчас произошло.

Бежали, бежали несколько дней. И не убежали…

– Вязь, вязь, перевязь, сделай дело не крестясь, – пробормотала старуха, щелкая спицами. – Доброй и долгой тебе жизни, красавица.

Она вышла из гостиничного номера, прикрыв за собой дверь.