Колдовство

И почему я подумал, что она прикусила нижнюю губу?

– Что делать, если получил дурные марки? – спросил я.

Настя усмехнулась.

– Избавься от них, сожги там, не знаю, пошли своему врагу. Или попробуй погасить.

– Погасить? Это когда печать на почте ставят?

– Ага.

– Я-асно, – протянул я. – А откуда ты все это знаешь? Про духов и…

– Кто-то слушает в одно ухо, – весело ответила она. – Забыл, откуда я?

– Но ты ведь была крохой, когда…

– Да понятно. Отчим не утруждал себя рассказами о моей родине, единственное, о чем трепался без умолку, – это марки. Но многое мне рассказала мама… в снах. – Из голоса Насти исчезли нотки веселья. – Веришь снам?

Я вспомнил вчерашний сон. Черные как смола прелести Насти.

– Наверное…

Я вдруг поймал себя на мысли, что мы разговариваем уже третий раз за два дня. Не просто «привет», «пока», «какая следующая пара?», а по-настоящему.

– С гашением это я сама сочинила… Извини, Батагов, на домашний звонят.

Я не слышал никакого звонка. Сказал «спасибо» и сбросил.

Сидел, откинувшись в кресле, за письменным столом и думал, что делать дальше. Завтра на пары, а я не готов к тесту по высшей математике.

Поднял крышку ноутбука. Внутри лежал конверт. Я взял его, сходил в прихожую и положил в сумку. Вернувшись за стол, ввел в поисковик «Монгол Шуудан» и стал читать.

Одна из самых старых почтовых служб в мире. Исток – в тринадцатом веке, создатель – третий сын Чингисхана. Конные курьеры, степь, ямские станции, эстафеты. Татаро-монгольские захватчики, Русь, почтовые дороги, распад Золотой Орды. Дальше. Девятнадцатый век, русские купцы, тюки с газетами и письмами. Дальше. Народная революция, помощь России, возрождение монгольской почты, МНР, первые местные марки. Серию миниатюр с буддийским символом Элдэв-очир печатали в Шанхае. Надпись «Монгол Шуудан» появилась в сорок третьем году. Через три года издали первые памятные марки, через восемь – первую монгольскую марку с портретом Ленина, через восемнадцать – первый сувенирный блок.

Я покрутился на кресле. Чтоб я так рефераты готовил.

До развала народной республики отпечатали уйму марок, посвященных успехам Союза на космической ниве, монгольско-советской дружбе, Ильичу и другим темам.

А еще несколько бракованных дурных марок, подумал я.

В две тысячи третьем компания «Монгол Шуудан» стала официальным государственным оператором почтовой связи…

И тут мои мысли прорвало: мертвый отец, проклятие, шаманы, духи-основатели, конверт, марки, пошли своему врагу, ужас в глазах Пирата… Пират… Черт! Ах ты паскуда!

Обувшись, я выскочил на лестничную площадку. Вернулся, глянул в зеркало, чтобы отвадить несчастье (глупость, но хуже не будет), схватил сумку, закрыл замок.

Из тамбура напротив пятился раком сосед-мент. Он тащил объемный пакет для строительного мусора, который не давал закрыться двери. На соседе была васильковая служебная рубашка, надетая шиворот-навыворот, и влажные плавательные шорты. На правой икре краснела рана или след от укуса. Я не видел его лица, только всклокоченные волосы и пунцовое ухо. Он выволок мешок из тамбура, уперся руками в колени, пробормотал: «Воскресенье, грешно убираться, но столько грязи», взялся за ручки-веревки и потянул – к лифту или мусоропроводу.

Неожиданно его левая рука вскинулась и потянулась в мою сторону, безумно шевеля пальцами. Сосед даже не повернул голову, словно понятия не имел о проделке конечности.

Мое обещание не убегать протянуло меньше суток.

Я следил за беседкой шахматно-шашечного клуба из-за теннисных кортов. Когда коллекционеры словно по команде стали собирать вещи, Пират запихал в сумку альбомы и поплелся за двумя пенсионерами.

Я шел по параллельной аллее, оборачиваясь на беззвучно скалившуюся шавку, что крутилась неподалеку последние два часа. С нижней челюсти псины свисали нити зеленой слюны.

Миновав калитку, пенсионеры свернули направо, к автобусной остановке. Отчим Насти поозирался и двинул налево.

За однополосной дорогой к парку подступали бесчисленные склады и автосервисы. Улица была пуста. Я вышел из тени ореха и ускорил шаг – лучшего места для беседы с Пиратом не найти.

Шавка ткнулась мне в ногу и немного прикусила, словно пробовала. Я вскрикнул, развернулся и пнул ее в бок. Пес отскочил, по-прежнему без какого-либо звука – лая, скулежа, шума дыхания, – и щелкнул пастью. Он вперил в меня красные гноящиеся глазки, затем бросился за Пиратом.

Тот заметил слежку, а теперь и погоню и прихрамывая побежал через дорогу. Следом шавка. Замыкал я.

За крайними складами возвышалось заброшенное здание бывшего лампового завода. На пустыре горбились кучи песка, щебня и строительного мусора. Отчим Насти – возможно, убийца моего отца – скрылся за самой высокой.

– Чего тебе надо?! – закричал он, когда я его догнал.

Псина куда-то делась.

– Здесь ваш адрес и фамилия. – Я потряс конвертом. – Это вы послали их моему отцу!

– Почему ты принес их? Ты его видел?

– Кого?

– Шуудан хургэгч, почтальона…

Он пятился. Я наступал.

– Рассказывай!

– Что… – Отчим Насти выглядел неважно: потный, бледный, трясущийся. – Что…

– Все рассказывай!