Колдовство

– Светка бы водки попросила. Ладно, не важно. – Галя сдавила пальцами выступающий изо рта фильтр и направилась к машине, продолжая часто и глубоко затягиваться.

– Куда теперь? – Шушенков поспешил вслед за ней. – Будем еще куда заезжать?

– К этим… – Галя кивнула в сторону домов. – У которых девочка… как их?

– Милядовы?

– Да, точно. – Галя замерла рядом с открытой дверью, рассматривая что-то на дороге. Дымящийся окурок так и застрял в уголке ее рта.

– К Милядовым, боюсь, рано еще. Андрей небось пашет у кого-то, а Тамарка на базаре. Она к трем обычно возвращается, когда детей встречать. Может, тогда сначала пожрать заедем? – Шушенков открыл пассажирскую дверь и взглянул на Галю. – Я просто не завтракал сегодня, если честно.

– Что? – спросила отстраненно Галя и взглянула на него.

– Поесть, говорю, надо. В пузе свербит. Голодный я – жуть.

– Слушай, а это не Ветерок ли? Вон там? – Галя кивнула на дорогу.

Шушенков обернулся и посмотрел в сторону дороги, на которой торчала квадратная остановка, похожая на деталь от старого советского конструктора. За ней, прямо по полю, спотыкаясь и озираясь, брел какой-то человек.

– Черт его знает… – сощурился Шушенков. – Вроде бы похож…

Человек вылез на дорогу, цепляясь руками за насыпь, и, выпрямившись, огляделся по сторонам. Он будто бы не знал, куда он идет и где сейчас находится. Взглянул на остановку, потом повернулся и посмотрел туда, откуда пришел. Сделал два коротких, судорожных шага, будто отшатнувшись от чего-то, и, развернувшись, заковылял к остановке. Подойдя к ней, человек наконец-то взглянул в сторону магазина – и замер, выпучив глаза.

Ветерка в округе знали все. Это был деревенский бездомный, прозванный так за уникальную способность в один и тот же день встретиться двум десяткам людей в десяти разных местах по всем ближайшим деревням. В поисках пропитания и выпивки он ежедневно обшаривал всю прилегающую местность, а жил в заброшенных дачниками домах, растапливая печи досками с пола или старой мебелью. За это его часто били. Иногда его били и просто так, чтобы не расслаблялся, – или от скуки. Ветерок относился к жизни философски и зла на обидчиков не держал – ведь каждый из них, при нужном раскладе, мог стать его собутыльником, надо было только верно подгадать момент, когда и где появиться. Поэтому он даже после серьезных побоев через день-другой вновь начинал бегать по домам в поисках свадьбы, дня рождения и особенно – похорон, а то и просто – проверяя бутылки в мусорке у остановок, в надежде, что местные школотроны не допили «Балтику девятку» или какой-нибудь засахаренный коктейль.

Но сейчас Ветерок не был похож на себя самого. Засаленная серая рубаха, которую он носил с марта по ноябрь уже лет пятнадцать, была разорвана на груди, штаны перепачканы землей и глиной, на одной ноге не хватало ботинка. Лицо его, обычно добродушно-отстраненное, сейчас было синюшно-бледным, приоткрытый рот подрагивал и кривился, а круглые и немного мутные глаза смотрели на мир с детским, беспомощным выражением ужаса.

Дотлевший окурок обжег губы, и Галя, чертыхнувшись, сплюнула его на землю.

– Ветерок! – крикнула она. – Сюда иди, быстро!

Ветерок сглотнул и попятился к остановке.

– Сюда иди, слышь! – закричал Шушенков и тоже захлопнул дверь. – Чего натворил, признавайся?

И тогда Ветерок вдруг всхлипнул, покачнулся и повалился на колени, подняв руки ладонями вверх, будто показывая их участковым, а заодно – и всему миру. Его лицо перекосило, он наклонил голову к одному плечу и беззвучно зарыдал, трясясь всем своим высохшим от водки телом.

– Да что за… – Галя вдруг почувствовала холодок внутри себя, но, усилием воли оборвав нервную дрожь, бегом бросилась к бездомному, тихонько матерясь. – Стой, где стоишь! Не вздумай бежать!

Ветерок, и не думавший убегать, при ее приближении зашевелил губами, но из-за рыданий не смог выдавить ни слова. Галя схватила его за плечо и, силой подняв на ноги, потащила к остановке.

– Давай, придурок, шевелись, ну? – она обернулась через плечо к перебегающему через дорогу Шушенкову. – Кажись, натворил чего. Давай сажаем его сюда… Бутылки только подвинь…

Вдвоем они усадили Ветерка на скамейку под навесом остановки, отодвинув в сторону пустую тару, оставшуюся, видимо, с чьих-то ночных посиделок. Бездомный все так же плакал, покачивая в воздухе грязными руками. Присмотревшись к его ладоням, Галя нахмурилась – руки были не просто выпачканы, они были все перемазаны в земле, грязь забилась под ногти и большими кусками прилипла к запястьям, покрытым мелкими царапинками и синяками.

– Ты что, картошку садил, что ли? – недоуменно спросил его Шушенков. – Что случилось у тебя? Опять отхватил?

Ветерок все это время глядел в лицо Гали – жадным, ищущим взглядом, не обращая внимания ни на что другое. Наконец Галя, осмотрев его ладони, подняла голову вверх – и их глаза встретились. В тот же момент она окончательно и бесповоротно поняла, что произошло что-то очень и очень нехорошее.