Колье Барбары

— Ну и что ты на это скажешь? — спросила я своего друга. — Насколько я знаю, призраки следов на земле не оставляют, — усмехнулась я. — Но в одном я с тобой полностью согласна, след скорее всего женский. Примерно 37 размера. Или детский. Но, что самое главное, свежий.

— Черт его знает, кто здесь шляется. Кладку в склепе тоже не призраки разобрали. Ладно. Возвращаемся?

— Нет, Рудович, не возвращаемся, а идём дальше. Я испытываю жгучее желание изловить шутника и поговорить с ним по душам, — потёрла я руки. — Прямо чешутся.

— Как скажешь, — без особого энтузиазма согласился мой друг, — только поймать здесь кого бы то ни было весьма и весьма проблематично. Кругом уйма ответвлений. Если, конечно, столкнёшься нос к носу, тогда — да. А так… — махнул он рукой и замолчал.

— Ладно, пошли уж, философ.

Мы упорно шли по следам, уже полчаса. По пути тщательно освещали все боковые проходы, но от следов ни вправо, ни влево не отклонялись. Мы двигались осторожно и перед каждым поворотом останавливались на несколько секунд, выключали фонарь и, только убедившись, что впереди не видно отблесков света, продолжали движение. Нами руководила железная логика, что если следы оставил живой человек из крови и плоти, то он обязательно должен иметь при себе источник света. Без него шастать по этому подземелью было просто невозможно.

Тусклый блик света мы увидели в одном из боковых ответвлений хода. Жёлтый огонёк мерцал метрах в пятидесяти от нас, бросая на стены призрачные длинные тени. Странно, но было очень похоже, что наш призрак путешествовал по подземелью с обыкновенной восковой свечой. Мы замерли на мгновение и, не включая фонарей, бросились вперёд. Сбить с ног и прижать к песку тёмную фигуру, коротко вскрикнувшую от неожиданности и выронившую свечу, было делом одной секунды. Пока я, сидя на спине захваченного врасплох призрака, сдувала со своего лица растрёпанные в схватке волосы, Рудович, наконец, догадался включить фонарь. Я сразу же поняла, что сижу верхом на подростке. Тотчас ослабив хватку, я перевернула несчастного на спину. На нас с Рудовичем широко раскрытыми от ужаса глазами смотрел подросток лет пятнадцати.

— Вы кто? — заикаясь от страха, спросило дитя.

Заметив, что Рудович собирается достать и продемонстрировать и так перепуганному ребёнку удостоверение сотрудника КГБ, которое, как известно, вселяет прямо суеверный ужас в любого, даже взрослого и вполне добропорядочного гражданина, я не без оснований считающая себя знатоком детской психологии, мягко оттеснила его в сторону и, проигнорировав заданный отроком вопрос, ласково спросила:

— Как тебя зовут?

Пацан, видимо убедившись, что мы не призраки, а вполне даже живые люди из крови и плоти, пролепетал:

— Гриша…

— Ого. Да вы, оказывается тёзки, — кивнула я на своего друга, угрюмой горой нависшего над несчастным ребёнком, — а скажи-ка нам, Григорий, что ты здесь делаешь?

Однако подросток, по-видимому, уже окончательно пришёл в себя и, едва оклемавшись, сразу начал дерзить, по малолетству недооценивая всю серьёзность своего положения:

— А вы, сами-то, чего здесь шастаете? Да ещё и людей пугаете?

Я решила не отвечать на откровенное неуважение к старшим и, поняв, что нам попался на редкость трудный и непонятливый ребёнок, сделала приглашающий жест Рудовичу. Тот, не мешкая, схватил отрока за шиворот и, хорошенько встряхнув, прорычал:

— Содержимое карманов к осмотру! Быстро!

Однако маленький наглец оказался тоже не из робкого десятка и срывающимся на визг голосом заверещал:

— А по какому праву? У меня отец генерал МГБ! Кирилов. Его все знают!

— Тебе вместо того чтобы по подземельям шастать, надо было лучше историю учить, — с сожалением посмотрела я на нерадивого школьника, — тогда бы ты мальчик, знал, что такой организации, как МГБ СССР, уже давно не существует.

Не в силах больше сдерживать себя, мой напарник выудил из кармана служебное удостоверение и, сунув его прямо изумлённо застывшему после моих слов подростку под нос, рявкнул так, что даже у меня побежали мурашки по всему телу:

— Комитет Государственной безопасности Республики Беларусь! Полковник Воротынцев. Вы задержаны до выяснения.

Почему Рудович назвался каким-то Воротынцевым и до какого выяснения задержан наглый подросток, лично я не поняла. Но судя по побледневшему, как полотно, лицу ребёнка, Рудович дело своё знал туго.

— Ну? — опять встряхнул он несчастного за воротник. — кому сказано? Выворачивай карманы!

Громко всхлипывая Гриша стал вытаскивать из карманов содержимое. Оно было небогато: пара коробков спичек, помятая пачка дешёвых папирос «Друг», несколько мелких купюр… советскими рублями, бывшими в ходу ещё до реформы 1961 года.

— А это у тебя откуда? Где нашёл? — показывая на старые деньги, строго спросила я.

— Мамка дала, — заикаясь, пролепетал малец и неожиданно спросил:

— Тётенька, а вы немецкие шпионы?

Я удивлённо взглянула на ребёнка, который в свою очередь во все глаза смотрел на мой камуфлированный костюм. — Неужели он никогда такой не видел? — мелькнула мысль. Но я решительно отмела её и рявкнула, уподобляясь Рудовичу: