Колея к ржавому солнцу

Оказалось, что в роликах с «RealityKings.com» это происходит проще, чем в жизни. Здесь Лукас долго не мог попасть в Настю, оседлавшую Жеку. Когда тому надоела возня датчанина, он ссадил Настю с себя. Сказал:

– Да подожди ты. Сейчас я вам покажу, где здесь хунд беграбен.

Он уложил смеющуюся Настю на бок, сам встал перед ней на колени. Медленно преодолевая упругое сопротивление, краем глаза он видел, как Лукас водит своим прибором по останкам наркодорог, собирая остатки спидов.

– Ай!

Настя вздрогнула и глубоко задышала, когда Жека сказочным единорогом проник в нее и начал аккуратно двигаться. Приоткрыв рот, она потянулась к датчанину, застонала, облизывая его языком. Отстранившись, прошептала:

– Кам он! (Иди сюда!)

Подалась навстречу, закинув ногу ему на плечо. Обернулась к Жеке:

– Только не торопись, пожалуйста…

Пытаясь не взорваться, Жека прикрыл глаза. Ощутил выступившие на спине капли пота. Став на порядок более чувствительным, он продолжал двигаться. Где-то на другом краю Галактики и в то же время совсем рядом двигался Лукас. В какой-то момент Жека почувствовал, как датчанин тронул его за руку.

– Чэйнж, гай (давай поменяемся, чувак), – попросил он. – Плиз.

– Йес, – за Жеку ответила Настя. – Йес, чэйнж.

Они остались стоять на месте и только помогли ей перевернуться на другой бок. Жека вошел в Настю, глядя в ее распахнутые затуманенные глаза. Она обхватила его ногой, гладила его плечи, а потом дернулась и задрожала, когда за ее спиной стал двигаться Лукас. Зашептала, сбиваясь с языка на язык:

– Йес… Ох, йес… Да, пожалуйста, фак ми, гайс…

Руки Лукаса и Жеки, блуждая по ее телу, встречались то на ее груди, то на ягодицах, словно дружеские рукопожатия.

– Ох, фак май эсс… Пожалуйста, донт стоп, мальчики… Я уже сейчас… Да, еще… – продолжала шептать Настя в наполненном эндорфинами полумраке номера, пока ее шепот наконец не растворился в глубоком, как море, стоне.

* * *

Он не ожидал увидеть тут других знакомых, кроме Матроскина и Святых Угодников. Но увидел.

Жуткий момент узнавания произошел, когда Жека, пробравшись через зрителей, застывших то ли в янтаре, то ли в клее разлитого эмбиента, двинулся в сторону, где прятался местный туалет. Хотелось не столько отлить, сколько, наклонившись над унитазом, выблевать из себя все эти больные флэшбеки.

Тут он и заметил их.

Две девушки расположились в углу зала, как можно дальше от зрителей. Посетители «Martian Time-Slip» инстинктивно огибали их, как огибают заросли крапивы, растущей вдоль тропинки.

Одна своими афрокосичками напомнила инопланетянина-растамана из фильма «Хищник». Жека уже видел ее сегодня за рулем едва не сбившего его черного «ягуара». А до этого – во взорвавшемся ангаре.

А вторая… Вторая должна быть мертва, потому что это в нее попали две пули, выпущенные Марком на стройке. И это она тогда лежала на пыльном бетонном полу, раскинув руки-ноги, словно морская звезда. Сейчас она сидела в инвалидной коляске.

Это что, снова за ним? Стоят у самого выхода, так что не выскочишь незамеченным… Из-за вчерашнего «биммера»? Но девушки вроде бы никого не искали. Они просто смотрели в сторону сцены. Та, что в коляске, даже прикрыла глаза.

Жека нырнул в малоподвижную толпу, в которую вещало свободное радио Альбемута. Его обдало волной ледяного страха. И он сразу вспомнил, как зовут этих двух.

Стальные Симпатии, вот как.

15. Барсуки

Восьмибалльные пробки наглухо закупорили Центр. Машины еле двигались в плотном железном потоке, постоянно застревали, судорожно подергиваясь, как в агонии, а над ними бушевал невидимый шторм человеческих эмоций.

– Я худею от такой борзой борзости… – прокомментировал Павел, когда прямо перед ними из соседней полосы вырулил затюнингованный, кофейного цвета (в документах такой называется «каштановый металлик») «Порш-Кайен». – Наглый… И номера у него, смотри, какие красивые… Ну куда ты прешь?..

Павел посигналил, отпугивая пристроившуюся за «кайеном» дамочку на «тойоте».

– Что им вообще тут надо?

– Вторая половина пятницы, – пожал плечами Троцкий.

– И что?

– У всех есть какие-нибудь дела, которые не хочется оставлять до понедельника, чтобы висели над душой все выходные.

– Висели над душой? – Павел мельком глянул на Костаса. – Они что, бухать будут этой душой? Или трахаться в нее? И что, у всех дела здесь, на Кирочной?

– Не у всех, – пожал плечами Троцкий. – Кто-то на Таврическую пробирается или на Литейный…

– Шутишь, что ли?.. И где этот чертов инвалид?..

Костас приподнялся в своем кресле. Белый «ягуар», от которого они отстали на последнем светофоре, мелькнул впереди.

– Вон он.

– Да вижу… Ну и город, – покачал головой Павел. – Народу – хоть жиром «язвенника» намазывайся, чтобы пролезть…

– Чьим жиром? «Язвенника»? – переспросил у коллектора Троцкий.

– Барсучьим, – ответил Павел, перестраиваясь. – Раньше в деревнях так барсука называли, потому что его жиром язвы лечили. У бабки моей язва двенадцатиперстной кишки была, так она у соседа-охотника этого жира выменяла – и ничего, залечила. Только все равно от инфаркта померла потом. Ну да все там будем…