Колесо судьбы. Дочь вождя

В голове мелькали очертания стройных бёдер Кены, которую он прижимал к земле. В которую входил как в собственную жену, заставляя стонать от боли и признавать его, Льефа, господство – и тут же, увидев исполненные боли и страха глаза, он прогонял видение. Чтобы через секунду, перевернувшись на другой бок, снова мечтать, как нежно целует её – овал лица, маленькую выемку под подбородком и острую ключицу. Сухие губы, которые казались такими нежными, когда Льеф увидел Кену в первый раз.

Льеф ругал себя за глупость и тут же рисовал сновидение сызнова, но так и не угадал, что произойдёт.

Он пришёл к реке сразу, как только смог. Журчала вода в ручье, ещё не затянутом льдом. На берегу стояла тишина, и никого не было видно на много миль вокруг, а сам берег от полей и пахотных земель отгораживал небольшой холм.

Льеф стоял в одиночестве и смотрел на воду. Обида и злость поднимались в сердце от мысли, что Кена не пришла.

***

Кена, приблизившись к реке, замерла, рассматривая плечистый крепкий силуэт. Льеф не был самым крупным викингом из тех, кого она видела здесь, и всё же напоминал молодой дуб, прочно укоренившийся в земле.

Кена не знала, как начать разговор и потому просто стояла в отдалении и молчала.

Она упустила момент, когда Льеф повернулся к ней лицом, а когда встретилась с взглядом голубых северных глаз – ноги сами бросили её вперёд. Она рухнула на грудь северянина и уткнулась носом ему в плечо – а в следующий миг Льеф прижимал её к себе, как Кена видела только во сне.

Кена испустила рваный вздох и плотнее зарылась носом в меховой плащ, пахнущий свежеубитым зверем и дублёной шкурой.

– Льеф… – прошептала она.

Льеф стоял, вдыхая запах её волос – изменившийся, потерявший свою прелесть, но всё равно родной. И чувствовал, как тело Кены трепещет, прижимаясь к его бедру.

Он не мог поверить в то, что Кена тоже хочет его – но иначе быть не могло.

«Всё это не вовремя», – подумал он.

Не выпуская Кену из объятий, Льеф огляделся по сторонам. Людей не было, но ещё не стемнело, и вдалеке звучал первый тоскливый женский напев.

Льеф осторожно погладил Кену по спутанным волосам.

Та помешкала в нерешительности, а затем опустила руки на плечи северянину и тоже его обняла.

Они долго стояли так, не глядя друг другу в глаза, и, если и думая о чем-то, то только о тепле, окутавшем их словно плащом.

Глава 7. Предзимье

Льеф не смог оставить Кену при себе – но кое-что он всё-таки отстоял.

Всех треллей в доме Хальрода, как и в любой северной усадьбе, коротко стригли – потому что длинные струящиеся волосы отличали благородных от рабов.

Вскоре после того, как Кена попала в общий барак, постричь приказали и её. Льеф ждал этой минуты. Он не представлял Кену без роскошных, огненно-рыжих волос. И стоило цирюльнику приблизиться к южанке, Льеф пригрозил ему мечом.

– Есть закон! – попытался возразить щуплый старичок с инструментом для стрижки овец в руках.

– Есть закон, и по закону это моя рабыня. Я хочу видеть ее такой, как сейчас.

Поспорив немного, цирюльник сдался. И в каждую встречу Льеф продолжал любоваться огненными волосами своей пленницы. Не укрылась эта вольность и от взглядов других.

***

Кена приходила на берег каждый вечер – и каждый вечер находила там Льефа.

Если поначалу северянин просто был единственным добрым человеком, и кроме него никто здесь, на чужой земле, не думал о ней, то теперь их встречи значили для Кены всё больше. В тусклой серости осенних дней только они становились тем, чего стоило ждать.

Льеф по-прежнему наблюдал за южанкой, когда не имел собственных дел. И хотя его жизнь была немного разнообразней, он тоже каждый день ждал наступления вечера, а садясь за ужин, выискал глазами Кену за столом для рабов.

Девушка неизменно смотрела на него, и хотя они совсем не говорили днём, между ними протянулась невесомая нить, которая, казалось, позволяла одному в любую минуту знать, где находится и что делает другой.

Кена в первые недели была мрачна. Когда Льеф прижимал её к себе, она дрожала, и не раз ещё слёзы наворачивались на её глаза.

– Ты, наверное, считаешь меня слабой? – спросила Кена однажды вечером, когда в очередной раз с трудом удержалась от слёз.

Они сидели на берегу реки, расстелив на земле меховой плащ Льефа, и северянин разглядывал руки Кены, покрывшиеся мозолистыми наростами. Теперь он всё больше хотел их целовать – и вернуть время вспять, чтобы снова увидеть Кену такой, как в ночь битвы на британских берегах.

– Так и есть, – сказал Льеф и прижал к щеке ее загрубевшую ладонь.

Кена отвела взгляд.

– Ты проиграла, и значит – слаба, – пояснил он.

– Тогда зачем я тебе?

Льеф не знал. Его тяга к Кене была глупой, и он не мог объяснить её даже себе.

– Ты слаба, но ты не мужчина, – после долгой паузы сказал он. – Ты даже не северянка. И я… Не знаю, мне всё равно, откуда ты. Порой мне кажется, что ты вообще не человек. Ты – мой подарок богов.

Кена сглотнула. К этому времени она уже знала, что здесь очень много значит – северянка ты или нет.