Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

– А если сейчас они говорят о том же? – тихо спросила Лиане, глядя, как Хранительницы Мудрости, понизив голос, переговариваются в дальнем углу зала. – Вдруг они попробуют переиграть нас – так же, как мы хотим переиграть всех остальных?

– Значит, нам придется играть лучше всех, – ответила Эгвейн. – Пока что все это второстепенно. Нам необходим союз против Тени и против шончан. Придется…

В зале возникла растрепанная Суан в опаленном сбоку платье:

– Ты нужна нам, мать!

– Схватка уже началась? – с тревогой спросила Эгвейн.

Хранительницы Мудрости насторожились.

– Да, – ответила Суан, тяжело дыша. – Причем сразу, мать. Они не стали подслушивать, они тотчас же напали!

* * *

Каждым гигантским шагом Перрин покрывал несколько лиг. Надо унести этот стержень подальше от Губителя. Может, в океан?..

Просвистевшая в воздухе стрела оцарапала ему плечо. Проклятье! Перрин обернулся. Он находился на каменистом склоне высокого холма. Внизу, подняв лук к угловатому лицу и гневно сверкая черными глазами, стоял Губитель. Он выстрелил снова.

«Стена», – подумал Перрин, и перед ним появилась кирпичная стена. Стрела вошла в нее на несколько дюймов, но застряла, и Перрин немедленно сместился в сторону – хотя теперь, с тер’ангриалом в руках, далеко не уйти.

Он сменил направление. Теперь он двигался уже не на север, а на восток. Вряд ли это поможет отделаться от Губителя; тот прекрасно видит купол и понимает, в какую сторону идти.

Что же делать? Перрин намеревался утопить металлический шип в океане, но Губитель не отставал. Он попросту поднимет эту штуковину с морского дна. Сосредоточившись на том, чтобы двигаться как можно быстрее, Перрин с каждым ударом сердца преодолевал по несколько лиг. Удастся ли ему оторваться от Губителя? Пейзаж – горы, луга, леса, озера – слился в сплошное пятно.

И только ему показалось, что дело сделано, как рядом возникла фигура с мечом, нацеленным Перрину в горло. Он пригнулся, едва успев уйти от размашистого удара. Зарычал, занес молот, но Губитель исчез.

Перрин замер на месте. Он вконец отчаялся. Губитель двигался быстрее его и перемещался дальше; более того, он мог попасть под купол, опередив его, и дожидаться Перрина. А когда тот окажется поблизости, сразу же нанести удар.

«Мне не обогнать его», – понял Перрин. С Губителем надо покончить. Это единственный способ защитить Фэйли и остальных. Иначе он снова завладеет этим стержнем – куда бы Перрин его ни спрятал – и вернется, чтобы накрыть всю армию фиолетовым куполом-ловушкой.

Перрин осмотрелся, пытаясь понять, куда его занесло. Он стоял на склоне, поросшем редкими деревьями. На севере высилась Драконова гора. Глянув на запад, он увидел над деревьями верхушку громадного сооружения. Белая Башня. В городе у Перрина может появиться преимущество: в хитросплетении тамошних переулков и среди множества зданий вполне найдется место для укрытия или засады.

С металлическим шипом в руках Перрин устремился к Белой Башне, и вместе с тер’ангриалом сместился и купол. В конце концов, все решится в схватке.

Глава 37

Тьма в Башне

Гавин сидел на скамье в одном из садов Кэймлинского дворца. С тех пор как ушла посланница Эгвейн, миновало несколько часов. В небе висела тучная растущая луна. Время от времени подходили озабоченные слуги: быть может, лорду Гавину что-нибудь нужно?

Но ему хотелось лишь смотреть на небо. Уже несколько недель он не мог позволить себе такого удовольствия. Стало прохладно, но Гавин все равно не надевал снятую раньше куртку, которая висела на спинке скамьи. Приятно было дышать свежим воздухом. Почему-то он казался иным, чем тот же воздух, но под сумрачными небесами.

Когда померк последний луч заката, в небе зажглись звезды. Они походили на детей, робко выглядывающих из окон, когда стихает дневной шум. Как же хорошо видеть их снова! Гавин дышал полной грудью.

Илэйн была права. Его ненависть к ал’Тору исходила по большей части из неудовлетворенности. Или даже зависти. Ал’Тор играл примерно ту роль, которую Гавин выбрал бы для себя. Он правил народами и командовал армиями. Если так посмотреть, кто из них принц, а кто – полоумный овечий пастух?

Может, Гавин противился требованиям Эгвейн потому, что хотел занять место лидера, совершающего героические поступки? Стань он ее Стражем, пришлось бы отступить на второй план и оберегать Эгвейн, пока она меняет мир. Охранять жизнь великого человека – большая честь. В чем смысл героизма? Великих деяний? Во всеобщем признании? Или в изменении мира к лучшему?

Отойти на второй план… Гавин восхищался людьми вроде Слита, способными усмирить свою гордыню, но никогда их не понимал. Вернее, понимал, но не до конца. «Нельзя бросать ее в одиночестве, – думал он. – Я должен помогать Эгвейн. Помогать, оставаясь в ее тени».

Ведь Гавин любит ее. И так будет лучше. Если два барда одновременно заведут разные песни, не получится ничего, кроме шума. Но если один уступит и подыграет второму, мелодия станет куда краше и гармоничнее, чем если бы ее исполнял один человек.