Колесо Времени. Книга 13. Башни Полуночи

– Ошибаешься, – ответила Эгвейн с напряжением в голосе. – Дело совсем не во мне. Эгвейн ал’Вир – не более чем дитя. Но к Амерлин это не относится. Пусть я юна, но Престолу очень много лет.

Они по-прежнему смотрели друг другу в глаза, но теперь Эгвейн начала одерживать верх, требуя, чтобы Месана склонилась перед ней, признала власть Амерлин. Сделав новый вдох, Эгвейн подумала, что воздух в комнате как-то сгустился и потяжелел.

– Возраст не имеет значения, – продолжила она. – В некотором смысле даже опыт не имеет значения. Здесь важно, кем человек является на самом деле. Амерлин – это Белая Башня, а Белая Башня не склоняется ни перед кем. Она не подчинится тебе, Месана. Нет и еще раз нет. Белой Башне противны и ты, и твоя ложь.

Две женщины. Глаза в глаза. Эгвейн затаила дыхание. Ей не требовалось дышать. Все ее внимание было сосредоточено на Месане. По вискам Эгвейн струился пот, и каждая мышца в теле напряглась, давая отпор воле Отрекшейся.

И Эгвейн знала, что эта женщина – это существо – всего лишь ничтожный муравей, которому вздумалось столкнуть с места гигантскую гору. Но гора не сдвинется, а если муравей приналяжет еще сильнее, то…

В комнате раздался негромкий хруст.

Воздух вернулся к нормальному состоянию, и Эгвейн задышала полной грудью, а Месана обмякла, словно тряпичная кукла, и тяжело осела на пол: глаза раскрыты, из уголка рта стекает струйка слюны.

Ошеломленно глотая воздух, Эгвейн села рядом и бросила взгляд на валявшийся неподалеку ай’дам. У нее на глазах ошейник исчез. Девушка перевела взгляд на Месану: та лежала бесформенной грудой тряпья, грудь ее вздымалась и опадала, но глаза смотрели в никуда.

Какое-то время Эгвейн приходила в себя, а затем встала и обняла Источник. Тесьмами Воздуха она подхватила лежавшую без чувств Отрекшуюся и перенеслась вместе с ней на верхние этажи Башни.

Стоявшие в коридоре женщины вздрогнули и повернулись к Эгвейн. Все свои, включая Хранительниц Мудрости. Вокруг висела пыль, повсюду валялись обломки кладки. Найнив искала что-то в груде камней. Рядом с ней были Суан и Лиане – последняя с самой невозмутимой миной на почерневшем и посеченном осколками лице.

– Мать, – с облегчением произнесла Суан, – мы уж боялись…

– А это кто? – Мелэйн подошла к Месане.

Та, глядя в пол, безвольно висела на помочах Воздуха. Увидев огонек на обрывке обгорелого гобелена, она заагукала, как малое дитя.

– Это она, – промолвила Эгвейн, чуть живая от усталости. – Месана.

Мелэйн повернулась к ней, широко раскрыв удивленные глаза.

– О Свет! – воскликнула Лиане. – Что ты с ней сделала?

– Я вижу такое не впервые, – заметила Бэйр, осматривая Месану. – В юности я была знакома с Самманой, сновидицей и Хранительницей Мудрости. Однажды она столкнулась с чем-то во сне и лишилась рассудка. – Бэйр помолчала. – Остаток жизни в реальном мире она пускала слюни и ходила под себя. Больше от нее не слышали ни слова, если не считать словами лепет младенца, едва научившегося стоять на ногах.

– Пожалуй, довольно видеть в тебе ученицу, Эгвейн ал’Вир, – сказала Эмис.

Найнив стояла подбоченясь; похоже, она была под впечатлением, но не переставала удерживать Силу. Здесь, в Мире снов, ее коса имела прежнюю длину.

– Остальные сбежали, – сказала она.

– По приказу Месаны, – пояснила Эгвейн.

– Они не могли далеко уйти, – сказала Суан. – Купол еще на месте.

– Верно, – подтвердила Бэйр, – но пора заканчивать эту битву. Враг побежден. Мы поговорим снова, Эгвейн ал’Вир.

– Согласна по обоим пунктам, – кивнула Эгвейн. – Бэйр, Эмис, Мелэйн… Вы очень помогли. Спасибо. Сегодня вы заработали немало джи, и я у вас в долгу.

Она приготовилась выйти из Мира снов, и Мелэйн бросила последний взгляд на Отрекшуюся:

– По-моему, это мы у тебя в долгу, Эгвейн ал’Вир. Мы и весь мир.

Остальные закивали. Покидая Тел’аран’риод, Эгвейн услышала ворчание Бэйр:

– Ну почему она не вернулась к нам? Какой позор!

* * *

Перрин пробирался сквозь толпы перепуганных людей, наводнивших горящий город. Тар Валон. В огне! Горели сами камни, небо над городом было темно-красным, а земля дрожала: так бьет копытами истекающий кровью олень, когда леопард прокусил ему горло. Перрин не устоял на ногах: перед ним разверзлась пропасть, из которой взметнулись языки пламени, опалившие волоски у него на предплечьях.

Люди закричали. Некоторые попадали в этот чудовищный разлом и сгорели дотла. Оказалось, что землю устилают трупы. Справа плавилось прекрасное здание с арочными окнами; камни превращались в жидкость, а между ними проступала кипучая лава.

Перрин встал на ноги. «Все это нереально».

– Тармон Гай’дон! – вопили вокруг. – Началась Последняя битва! Всему конец! О Свет, всему конец!

Перрин пошатнулся и, чтобы не упасть, схватился за ближайший камень. Рука болела, пальцы не слушались, но хуже всего была рана в ноге – там, куда угодила стрела. Штаны и куртка пропитались кровью, в ноздри бил запах его собственного ужаса. Перрин понимал, что это кошмар, но… как тут не испугаешься?