Коллапс. Гибель Советского Союза

Однако к моменту, когда кампания по сбору средств завершилась, ее политическая цель исчезла – программа экономических реформ полетела под откос. В начале сентября депутаты Верховных Советов СССР и РСФСР вернулись из отпусков. Оба собрания, продукты горбачевских реформ, заседали в Москве на расстоянии всего нескольких километров. Но близость породила соперничество вместо сотрудничества – политически Москва страдала биполярным расстройством. В российском Верховном Совете, который открыл осеннюю сессию 3 сентября, Ельцин и Хасбулатов раздали депутатам экземпляры программы «500 дней», и 11 сентября депутаты ее утвердили. В Верховном Совете СССР Рыжков программу бойкотировал, Лукьянов сказал депутатам дожидаться согласованного документа. Между органами власти СССР и РСФСР разгорелась «война законов». Рыжков публично предложил поднять оптовые цены на мясо. Это стало громом среди ясного неба – мясо тут же исчезло из магазинов. Российский парламент отреагировал повышением закупочных цен на мясо на территории РСФСР, не заботясь о согласовании этого шага с союзным правительством. Депутаты также впятеро подняли цены на «российскую» нефть для внутреннего потребления и проголосовали за увеличение пенсий и социальной помощи, чтобы компенсировать инфляцию. Петраков и Явлинский в ужасе наблюдали, как два парламента наперегонки подрывают финансовые основы экономических реформ^[448]

.

Политические эмоции, разумеется, сгустились вокруг вопроса власти. 21 октября, после трех недель проволочек, Горбачев попросил Верховный Совет СССР предоставить ему дополнительные президентские полномочия для переговоров с республиками и проведения рыночных реформ. Узнав об этом, российские парламентарии приняли закон, упраздняющий президентские указы на территории РСФСР. Это стало поворотным моментом для депутатов союзного парламента, избранных от российских округов. Они почувствовали, что их дни в политике сочтены. Давление на Горбачева росло, от него требовали использовать исполнительную власть и объявить чрезвычайное положение. 24 сентября депутаты проголосовали за предоставление президенту СССР права вводить чрезвычайное положение в отдельных районах страны. Журналист Ярошенко, который наблюдал за происходящим с балкона прессы, вновь подумал о «ползучем перевороте», – Горбачев стал законным диктатором Советского Союза. Ярошенко поразился, что миллионы по всей стране просто этого не заметили или не придали этому значения^[449]

.

«Черный сентябрь» и нагнетаемая тревога разрешились фарсом. В российском парламенте группка депутатов 24 сентября выпустила манифест с лозунгами «Отечество в опасности!», «Организуем гражданское неповиновение!», «Армия, не поворачивай оружие против народа!» В прокламации предлагалось захватить власть и имущество, сформировать отряды самообороны. Участники этой фракции исповедовали экстремистскую форму русского национализма, автор манифеста был членом КПСС и при этом теоретиком русского неофашизма. Двумя днями позже газета «Правда», тиражи которой по-прежнему исчислялись миллионами, опубликовала резкий комментарий о «протестной деятельности» в российском законодательном органе^[450]. В партийном аппарате, где, как подозревали демократы, заседали темные силы, функционеры были напуганы не меньше. Они ждали, что демократы в любой момент могут свергнуть их власть, как уже случилось в Восточной Европе в 1989 году. Первый секретарь Московского горкома КПСС Юрий Прокофьев говорил о манифесте экстремистов: «Я изучил [его] с карандашом. Это прямой призыв к свержению существующей власти, к действиям антизаконным, антиконституционным»^[451].