Коллапс. Гибель Советского Союза

Райс провела 20 декабря в оперативном штабе Белого дома, читая приходящие туда телексы и периодически информируя руководство. Никто не знал, чего ожидать. «Для нас это был черный день», – вспоминал Бейкер^[589]

. Однако ни на следующий день, ни днем позже ничего не случилось. А через неделю советский посол в Вашингтоне Александр Бессмертных прибыл в Белый дом с письмом Горбачева президенту Бушу. Советский лидер объяснял, что отставка Шеварднадзе была следствием его нервного срыва. «Вы можете быть абсолютно уверены, – говорилось в письме далее, – в том, что наш политический курс останется неизменным как по сути, так и по форме… Это касается европейского процесса. Это касается контроля над вооружениями и всех вопросов безопасности. Это касается Персидского залива». Горбачев хотел, чтобы Буш подтвердил дату следующей встречи на высшем уровне в Москве, запланированной на 11–13 февраля 1991-го. Бессмертных вскоре должен был стать следующим Министром иностранных дел. Эти новости вернули американскому руководству уверенность в будущем. В администрации называли Бессмертных «Сашей» и не сомневались в его приверженности курсу Шеварднадзе на советско-американское сотрудничество^[590]

.

Лидер парламента Литвы и сторонник немедленной независимости Витаутас Ландсбергис одним из первых осознал глубину российского раскола и связанных с этим возможностей. Он вдруг увидел, что Советский Союз может быть взорван изнутри^[591]

. Выход Литвы из Союза мог стать запалом для такого взрыва. Запал, однако, сработал неожиданно для всех в начале января 1991 года. Литовское правительство, состоящее из умеренных националистов, было вынуждено поднять цены на основные продовольственные товары. Разъяренные толпы, большей частью русскоговорящие, вышли на улицы и даже пытались штурмовать литовский парламент. Правительство Казимиры Прунскене ушло в отставку. В ситуации политического вакуума литовские коммунисты и лидеры русского меньшинства решили призвать Советскую армию для введения «президентского правления» в Литве. Два лагеря были готовы к столкновению. 10 января маршал Язов приказал генералу Варенникову вернуться в Вильнюс. Крючков велел полковнику КГБ Михаилу Головатову вылететь туда же с группой «Альфа» – элитным спецназом КГБ, рассчитанным на операции особой важности. На следующий день литовские коммунисты объявили о создании «комитета национального спасения» и обратились к советским военным за поддержкой^[592]

.

Командир «Альфы» впоследствии утверждал, что вначале начальство приказало ему взять контроль над литовским телецентром и обеспечить трансляцию призыва комитета национального спасения к президентскому правлению. Миссия в целом заключалась в том, чтобы «провести все мероприятия, которые дали бы существующему руководству Литовской ССР возможность ввести президентское правление». Но потом последовал другой приказ: «освободить» телецентр и телебашню, чтобы заблокировать передачи, которые дискредитируют СССР. Это уже было какой-то бессмыслицей, которую Головатов позднее назвал «предательским отношением руководства страны». Он имел в виду не только Горбачева, но и своих начальников из КГБ. «Альфа» действовала в связке с военными и ОМОНом, подчиненным МВД. Вечером Псковская дивизия ВДВ, окруженная враждебно настроенной толпой, при поддержке танков и БТР совершила попытку захвата телебашни. В этой стычке погибли 14 литовцев. В телецентре погиб один из офицеров «Альфы» – почти наверняка под огнем собственного подразделения^[593].

Вопрос о причастности Горбачева возник сразу и больше не сходил с повестки дня. Многие граждане Литвы считали советского лидера ответственным за кровопролитие. Если все было так, то чего он хотел этим добиться? В это время Соединенные Штаты и их союзники готовились начать войну в Заливе. Если целью Москвы было подавить движение за независимость прибалтийских стран, момент был самый подходящий. Те, кто обвинял Горбачева, не допускали мысли, что местные силовики могли действовать самостоятельно, и не принимали во внимание неразбериху во время ночной стычки. Лишь немногие в Литве, включая бывшего премьер-министра Казимиру Прунскене, заявляли, что Горбачев в полной мере не контролировал военных в тот момент^[594].