Коллапс. Гибель Советского Союза

Крючков решил, что ход событий оправдал его тактику. Чтобы подтвердить, что жизнь входит в нормальное русло, ГКЧП решил провести пресс-конференцию с приглашением иностранных журналистов. Началась она в 17 часов в здании АПН и превратилась для хунты в пропагандистское фиаско. Янаев не мог совладать с нервами и держался просто ужасно, премьер-министр Павлов отсутствовал, Крючков с Язовым решили не появляться, чтобы не делать акцента на силовых структурах. Единственным представителем силовых ведомств был блеклый министр внутренних дел Борис Пуго. Аудитория вместо страха начала чувствовать к хунте презрение. Когда западные журналисты задали Янаеву вопрос о здоровье Горбачева, тот ответил: «Горбачев в полной безопасности. Я надеюсь, что мой друг, президент Горбачев, будет в строю, и мы будем еще вместе работать». Под издевательские улыбки и аплодисменты итальянский журналист спросил временного президента, запрашивал ли он совета у чилийского диктатора генерала Аугусто Пиночета. 24-летняя журналистка «Независимой газеты» Татьяна Малкина спросила: «Понимаете ли вы, что сегодня ночью вы совершили государственный переворот?» На это Янаев промямлил: «Мы опираемся на конституционные нормы». Вместо того чтобы поставить телевидение на службу своим интересам, заговорщики невольно обернули его колоссальную силу против себя. Телекамеры держали в фокусе дрожащие руки Янаева. Это, вспоминал несколько дней спустя Егор Гайдар, оказало более сильное впечатление, чем все танки на улицах Москвы, и обрекало путч на поражение. Вместо безжалостной хунты советские люди увидели кучку бесцветных бюрократов, не имеющих воли к власти^[1002]

.

В отсутствие надежной официальной информации по радио и телевидению многие советские граждане ринулись к коротковолновым приемникам ловить передачи западных радиоголосов. Генерал КГБ и начальник внешней разведки Шебаршин следил за новостями по CNN. «Фантастическая ситуация», – вспоминал он. Аналитики КГБ узнавали «о положении в столице нашей Родины из американских источников, из сообщений телеграфных агентств, из телефонных звонков частного свойства. Никто ничего не знает!». Западные средства массовой информации в освещении событий полагались на своих российских сотрудников и друзей, в первую очередь из Москвы и Ленинграда. Независимое российское новостное агентство «Интерфакс» мгновенно передавало свежие новости корреспондентам CNN и другим западным медиа. Московские журналисты, работавшие в государственных газетах и журналах, создали «Общую газету». Собранной ими информацией они также оперативно делились с западными коллегами по телефону и факсу. Сторонники Ельцина среди работников телецентра в Останкино сумели включить в новостной выпуск Первого канала в прайм-тайм несколько секунд из репортажа CNN о речи Ельцина на танке^[1003]

.

Следивший за новостями из Киева генерал Варенников был в ярости: «Дико и мерзко – чуждые советскому обществу существа топтали советский танк!» Он телеграфировал соратникам в Москву: «Совершенно необъяснимо бездействие в отношении деструктивных сил, хотя накануне все было обговорено». Варенников требовал от ГКЧП «немедленно принять меры по ликвидации группы авантюриста Ельцина Б. Н.», оцепить здание российского правительства, отключить воду, электричество, телефоны и всю другую связь российского парламента. Если члены ГКЧП будут продолжать в своих действиях руководствоваться принципами «демократии» и «законности», то обрекут на гибель и себя, и советскую государственность. Варенников указал на фундаментальный парадокс путча. Ельцин впоследствии писал: «Заговорщики боялись нарушить конституцию»^[1004].

Ельцин по прямой правительственной связи позвонил Крючкову предупредить о том, что люди могут начать ложиться под танки и будут «неисчислимые» жертвы. Крючков спокойно ответил: «Нет, жертв не будет. Во-первых, это чисто мирная операция, техника идет без боеприпасов… Все беспокойство исходит от вас, российского руководства, по нашим данным, люди спокойны, идет нормальная жизнь». Глава КГБ лично отправился в служебной машине на осмотр города, – москвичи жили нормальной жизнью, погода испортилась, пошел моросящий дождь, танки и троллейбусы стояли рядом друг с другом на улицах, перед первым и пока еще единственным рестораном «Макдоналдс» на улице Горького выстроилась огромная очередь. На Калининском проспекте, ныне Новый Арбат, Крючков вышел из машины поговорить с группой молодежи: «Шутки, смех, настроение совсем не агрессивное». В свой кабинет на Лубянке он вернулся успокоенным – никакой необходимости реагировать на паническую телеграмму Варенникова из Киева не было^[1005].