Колокол

Отец Ланге посмотрел на солнце и тяжело вздохнул. Раньше, когда он был моложе, каждый рассвет встречал колокольным звоном; сейчас же взобраться на башню ему было не по силам.

– Ой, – Мария подпрыгнула на скамейке, – время-то уже!

Она побежала к башне, открыла тяжёлую дверь и стремглав, перепрыгивая витиеватые ступени, помчалась наверх. Добравшись до колокольни, встала под самый колокол и ударила в него.

Бронзовый звон разлетелся по всей округе. Казалось, ему вторили птицы, им звенело небо, от края до края, от леса и до самого горизонта; тепло становилось повсюду, тепло становилось в душе. Марии думалось, что, пока звонит колокол, ничто им не страшно, никто не посмеет нарушить их покой.

Она била в колокол и смотрела на святого отца; тот улыбался ей своей редкой улыбкой, пожелтевшими от старости зубами, морщинами, усыпавшими всё лицо, и будто они оба забыли, что всему скоро придёт конец.

Из дверей церкви показалась робкая тень. Жоэль проснулся, поняла Мария. Парнишка тихо подошёл к скамье и сел возле падре. Всё сжалось внутри неё: они ещё не решили, как ему сказать, и поймёт ли он что-либо вообще. «Разве возможно ему переехать, – не могла унять тревожные мысли Мария, – он же здесь ко всему привык…»

Жоэль был пришлый мальчик; когда-то пятнадцать лет назад его привели к дверям церкви. Франсуа Ланге и подумать не мог, что его тогда оставили навсегда. Тот, кто оставил, обещал вернуться, сказал, что ребёнка зовут Жоэль, – и всё, больше не знали о нём ничего. Он ни с кем не говорил, ни на кого не смотрел, скудно ел и плохо спал. Однажды Ланге заметил, как Жоэль читает; он и подумать не мог, что мальчишка может читать. Раз в месяц падре отправлялся в город, чтобы купить ребёнку новых книг.

Жоэль слушал колокол и вдруг схватился за голову, а как тот закончил свой звон, нервно заёрзал на месте.

– Что такое, Жоэль? – спросил Ланге, зная, что ему не ответят.

За все эти годы он так и не узнал, кем были его родители и почему им пришлось оставить парнишку. Жоэль теребил рюши своей рубашки и так же нервно оглядывался по сторонам. Падре отдал парню свои чётки, тот начал пересчитывать бусины. Сам же Ланге пошёл к лесу.

– Куда вы, падре? – окликнула старика Мария, выйдя из колокольни.

– Едут, – сказал священник и закрыл калитку с другой стороны.

– Нет, я с вами, отец, – вскрикнула Мария.

Жоэль очнулся от пересчёта, вздрогнул и начал стонать.

– Не пугай его, – тихо сказал священник, – от тебя там никакого толку.

– Но если они что-то сделают с вами…

– Не волнуйся, дочка; хотели бы сделать, давно сделали бы.

Мария осталась с Жоэлем; она перебирала его же пальцами старые чётки, шепча молитву, успокаивая его и себя.

Франсуа Ланге спускался по склону уверенно и твёрдо, несмотря на боль в ногах. Навстречу ему шли двое: один коренастый и низкий, другой высокий и грузный.

– Как здоровье, святой отец? – спросил первый.

– Не жалуюсь… – Ланге задыхался. – Зачем пожаловали?

– Грехи замолить, – заржал другой.

– Это похвально, – падре улыбнулся.

– Ну, довольно в игры играть, – сказал первый. – Мне это уже надоело. У меня есть решение суда, – он тряс чёрной папкой. – Я предлагал вам ознакомиться, но вы отказались.

Франсуа Ланге молчал.

– Если вы не покинете церковь, мы сровняем это место с землёй, с вами или без вас. Это моя земля, понятно вам?

– Земля эта Божья… – начал отец.

– Передай своему богу, что я её у него купил.

Первый заржал лающим смехом. Его подхватил второй.

– А тебе не смешно, отец? – Он хлопнул священника по спине и ещё громче заржал.

Отец Ланге пошатнулся; земля накренилась под ногами, деревья будто устремились ввысь, закрывая и небо, и солнце. В голове помутилось, падре отступил назад, поскользнулся на влажной осенней земле и осел.

Торопливыми призраками уходили вдаль эти двое, сливаясь с лесом и исчезая в нём.

23 глава

– Так мы договорились или нет?

На меня смотрело дуло пистолета. Оно слегка дрожало, или это я дрожал… Кстати, кто я?

– Не слышу ответа. – Голос низкий, прокуренный, как и сам человек. – Ты что, разом оглох?

Он заржал, они оба заржали – был ещё кто-то в темноте, я не видел кто.

– От меня не убежишь, – протянул он. – Тем более ты. – И оплевал меня своим смехом. – Твой кучер порядком обнаглел, Фабьен. Видишь? – Указал на рассечённую бровь, из которой выходила засохшая струйка крови. – Ну ничего, мы его усмирили, теперь не скоро очнётся…

Он надавил мне на висок. Фабьен весь дрожал. Я сидел на чём-то холодном, да, я сидел на земле, холод пробирался и под одежду, и под дряхлую кожу Фабьена. Я поднял глаза – беззвёздное небо, такое же тёмное, как и всё вокруг, как весь этот… лес. Я в том же лесу. Всё те же деревья, но уже чуть реже, да и зарослей почти нет. Только что-то непонятное торчит из земли, какие-то странные пни…

– Удивительно, не правда ли, – продолжил тот, кто держал меня на мушке, – что такую большую кучу дерьма, как ты, может убить одна маленькая пуля? Я думал, на тебя нужна охотничья дробь, но жаль тратить её на такую старую рухлядь. – И он заржал опять.