Кольцо Анахиты

Следующим утром я начинаю позировать Кнауфу для миниатюры, которую отправят в Лиссабон (мысленно я прошу рисовать так плохо, чтобы жених сам от меня отказался). На ярком свету я вижу, что он не так уж сильно похож на Джона, как мне показалось сначала. Светлые волосы, темные глаза, общее в чертах лица, но это совсем другой человек. И я больше не испытываю к нему никакой ненависти, напротив – сходство вдруг стало вызывать симпатию. Пожалуй, только в эти минуты, когда я сижу перед ним, на душе не так тяжело.

В тот день, когда портрет закончен, мне становится по-настоящему грустно. Я больше не буду встречаться с Кнауфом взглядом, рассматривать его лицо, следить за точными, аккуратными движениями его красивых рук. Да, похоже, Гольбейн был прав, это не руки ремесленника. О чем я думаю? Какая разница, кто он, если я его больше не увижу?

Словно в ответ на мои мысли Кнауф говорит:

– Миледи, если не возражаете, я хотел бы написать ваш большой портрет. Это будет мой подарок к свадьбе. Разумеется, после того, как будет подписан брачный договор.

Разумеется, я согласна – ведь это означает еще немало таких же спокойных, почти радостных дней в его обществе. Миниатюра, одобренная королем, отправляется в Лиссабон, а мне остается только ждать, чем все закончится. Точнее, начнется.

Тем временем Роза без шипов[2] совершенно утратила осторожность. Ее переглядывания и перешептывания с Калпепером не замечает, наверно, только слепой – и, конечно, король. Мне кажется, они проводят вместе все ночи, когда Генрих остается у себя. Она принимает любовника в своем отхожем месте. Мне видится в этом глубокий смысл, хотя на самом деле все просто: в нужник можно попасть не только из спальни, но и из заднего коридора, по которому проходит служанка, выносящая горшок.

Кроме того, во дворце появляются новые придворные дамы: Екатерина уговорила короля взять на службу ее подруг, с которыми росла в Ламбете. Затем на редкость неприятный Фрэнсис Дерем становится личным секретарем королевы. Личным секретарем! Да она в жизни, наверно, ни одного письма не написала. На мое недоумение Джейн Болейн отвечает с кислой миной: его рекомендовала вдовствующая герцогиня Норфолк. Однако уже через две недели по дворцу разнесся шепот: Дерем напился и утверждал, что не только когда-то спал с Екатериной, но и обручился с ней. Теперь оставалось только ждать, когда этот шепот достигнет ушей короля.

Начало лета. Теплые дожди, дурманящий запах травы. По утрам я просыпаюсь от птичьего пения. Элис приносит букет лилий. Она не говорит ни слова, а я ни о чем не спрашиваю – к чему слова? В тот же день я получаю письмо от отца. Поверенный сэра Грегори Форестера приезжал в Скайхилл для подписания договора о помолвке. Свадьба назначена на начало следующего года, когда он закончит все дела в Португалии и вернется в Англию. Король со свитой готовится к обычному летнему путешествию, но мне позволено отправиться к отцу – у Екатерины и без меня хватает фрейлин, которым она доверяет гораздо больше.

Роджер, которому пришлось приехать за мной, страшно недоволен. Но еще больше он недоволен тем, что с нами едет Мартин Кнауф: я пригласила его в замок – написать обещанный портрет.

– Вот увидишь, тебе достанется за это от отца, – брюзжит Роджер. – Когда выйдешь замуж, тогда и будешь заказывать свои портреты.

Я с ужасом смотрю на него. Роджер всего на два года старше меня, но он похож на сварливого старика. Одутловатое бледное лицо, глаза, обведенные красной каймой, редкие ресницы, жидкие сальные волосы, дрожащие руки. С тех пор как он оставил двор, с ним определенно что-то произошло.

– Ты не болен? – спрашиваю я осторожно, но в ответ получаю только злобную ругань.

Телега, на которой едут, присматривая за поклажей, Элис и слуга Роджера, отстала. Дожидаясь их, мы втроем останавливаемся на ночлег в бывшем аббатстве. Большое здание пусто и разграблено, только на постоялом дворе какие-то предприимчивые люди предлагают проезжающим комнаты и горячую еду. Не притронувшись к ужину, Роджер отправляется спать, а мы с Кнауфом сидим за столом в углу общего зала и разговариваем. Время за полночь, а мы все никак не можем расстаться. И вот уже он называет меня леди Маргарет, а я его – просто Мартином. И в какое-то мгновение мне кажется, что я снова рядом с Джоном, но тут же приходит другая мысль: Джон навсегда останется со мной, но что, если возможно иное счастье, то, которое обещал мне странный голос в ночном видении?

– Значит, ты все-таки не скажешь мне свое настоящее имя? – спрашиваю я.

– Я бы сказал, – с грустной улыбкой отвечает Мартин, – но вдруг вы проболтаетесь своему мужу?

И меня снова захлестывает водоворот отчаяния. В тот миг, когда ко мне пришла мысль о возможности нового счастья, я словно забыла о том, что помолвлена.

– Какое все-таки странное у вас кольцо, – Мартин, заметив, как помертвело мое лицо, старается отвлечь меня другой темой. – Иногда оно кажется мне сказочно красивым, а иногда просто безобразным. Вы не знаете, откуда оно?