Кольцо Анахиты

– Нет. Кажется, оно принадлежало прежним графам Скайвортам, их род прервался в конце прошлого столетия. Как оно попало в королевскую сокровищницу – не знаю. И ты прав, мне тоже иногда оно кажется безобразным. Но почему-то я ношу его постоянно.

– Узор мне кажется знакомым, – Мартин касается ажурной оправы, случайно – или намеренно? – задев мои пальцы. – Это восточный орнамент, я видел его на украшениях, которые когда-то крестоносцы привезли из Палестины.

Я вспоминаю пустынную равнину своего видения, ослепительное солнце и развалины крепости на горизонте.

– Может быть, прежние Скайворты участвовали в крестовых походах, – я пожимаю плечами. – Мы ничего не знаем о них, к сожалению. Как странно. Если у Роджера больше не будет детей, а я не рожу сына, наш род тоже прервется. Пройдет какое-то время, может быть, новый король отдаст это кольцо новому графу Скайворту, и он тоже ничего не будет знать о нас.

– Зато ему останется ваш портрет, леди Маргарет. Он будет смотреть на вас и думать: какая красивая женщина, и почему только таких нет в наше время. Может быть, он даже влюбится в этот портрет и будет мечтать, чтобы ваш туманный призрак явился ему в ночной тишине. Вы явитесь и расскажете, что при жизни боялись лягушек и обнюхивали все вокруг, как охотничья собака.

Я смеюсь так, что на нас оглядываются те редкие постояльцы, которые еще остаются в зале.

– Пора спать.

Мартин берет меня за руку и крепко сжимает ее, пока мы идем по лестнице на второй этаж. И так не хочется отпускать его пальцы, когда мы останавливаемся перед дверью нашей комнаты. Лежа на узкой скамье у окна, на которую брошен тонкий тюфяк, я не могу уснуть. На единственной кровати храпит Роджер. Мне кажется, что Мартин, устроившийся на таком же тюфяке на полу, тоже не спит и думает обо мне.

На следующий день мы приезжаем в Скайхилл, который я, как и Мартин, вижу впервые. Это действительно уменьшенная копия Хэмптон-корта, но копия бледная и унылая, похожая на серый дождливый день. Замок еще не достроен, полностью отделаны лишь главный фасад и одно боковое крыло.

Отец выходит навстречу. Он пугает меня своим видом не меньше, чем Роджер. Что с ними обоими стало? Этот сгорбленный старик – неужели он когда-то сражался на турнирах, танцевал на балах, ухаживал за дамами?

Разумеется, отец недоволен тем, что я пригласила Мартина, но когда узнает, что он писал миниатюру для сэра Грегори, смягчается. Ему в голову приходит, что галерея Скайхилла – самое подходящее место для фамильных портретов, поэтому он предлагает Мартину написать заодно и всех остальных – его, Роджера и Миртл.

Моя невестка выходит только к ужину. Худая, бледная, в желтовато-сером платье и старомодном чепце, похожая на ночного мотылька. Молча кивает – как будто мы расстались несколько часов назад. Молча ест, глядя в тарелку.

– Она вообще разговаривает? – шепотом спрашиваю Роджера.

– Нет. И слава Создателю. Было бы лучше, если б женщины рождались немыми.

После ужина все расходятся по своим покоям. Мартина поместили внизу с прислугой. Я перехожу из одной комнаты в другую, иду длинными коридорами. Огромный холодный дом, совсем пустой. Интересно, отец надеялся, что здесь будет жить большая гостеприимная семья с множеством детей, или просто хотел, чтобы замок графа был не хуже, чем у других?

Ночью мне не спится. В саду тоскливо хохочет сова. Душно – собирается гроза, где-то далеко ворчит гром. Я ворочаюсь с боку на бок. Что-то не дает мне покоя – такое непонятное, такое горькое и такое сладкое.

Вспышка молнии – и я вижу у окна неясный силуэт. Сердце замирает, чтобы тут же пуститься вскачь.

– Здравствуй, Мэг! – этот голос, мучительно знакомый и любимый…

– Джон! – шепчу я. – Прости меня!

– Тебе не за что просить прощения, дорогая! Я был с тобой рядом все эти годы – чтобы ты не оставалась одна. Но теперь я могу уйти.

– Я не видела тебя мертвым, Джон! – по моим щекам текут слезы. – Наверно, я никак не могла до конца поверить, что тебя нет.

– И поэтому ты боялась полюбить снова. Поверь, Мэг, для небесной любви еще будет время, бесконечное время, но на земле этой любви надо учиться. Надо любить земной любовью. И она у тебя будет. Она уже у тебя есть.

– Я всегда буду помнить тебя, Джон! – мне так хочется коснуться его, обнять, но я не могу даже шевельнуть рукой.

– Да, милая, будешь. Но это не будет больше мучить тебя. Прощай, Мэг. Я верю, мы еще встретимся…

Еще одна вспышка молнии, раскат грома, шум дождя – у окна никого нет. Слезы все так же катятся по щекам на подушку, но теперь они смывают с моей души все темное, скверное… Я снова как ребенок, который засыпает с улыбкой на губах и просыпается с ожиданием счастья.

На следующий день Мартин начинает писать мой портрет. У меня в ушах снова и снова звучат слова Джона: «Надо любить земной любовью... Она уже у тебя есть». Я смотрю Мартину прямо в глаза и вижу, как вздрагивает его рука, в которой зажат кусочек угля.

«Да?» – спрашивает его взгляд, в котором огромное желание поверить и страх ошибиться.

«Да!» – отвечает мой ликующий взгляд, и я понимаю, что обратного пути уже нет.