Колыбельная Аушвица. Мы перестаем существовать, когда не остается никого, кто нас любит

– Нома – заболевание, распространенное в Африке, и до сих пор в Европе не было ни одного случая. Это полимикробная гангренозная инфекция полости рта и гениталий. Причин возникновения много, но предрасполагающими условиями являются антисанитарные условия жизни и недостаток витаминов А и В. Обычно нома поражает детей до двенадцати лет, и смертность очень высока – до девяноста пяти процентов заболевших.

Я задержала дыхание. В детском бараке до сих пор серьезных случаев было немного, но я не могла поверить, что болезнь может быть настолько опасной.

– Вот почему я не разрешаю возвращать близнецов в ясли или школу. Я боюсь, что они заразятся этой болезнью, – объяснил Менгеле.

– А она заразна? – спросила я.

Я смутно припоминала, что слышала об этой болезни в школе медсестер, но до сих пор не видела ни одного случая.

– Мы так не считаем. Ее можно остановить с помощью антибиотиков и обогащенной диеты. Не могу гарантировать поставку первых, так как большинство лекарств отправляется на фронт или в наши города, которые ежедневно бомбят британцы и американцы, но мы можем частично улучшить питание ваших подопечных.

– Но, герр доктор, диеты будет недостаточно.

– Я исследую ному вместе с доктором Бертольдом Эпштейном и надеюсь в ближайшее время найти более эффективное лекарство. Вот почему мы перевели некоторых детей, особенно с тяжелыми случаями, в лагерную больницу, – продолжал он.

Ну что ж, по крайней мере, мне удалось убедить его хоть немного улучшить условия содержания цыганских детей в нашем лагере.

– И, пожалуйста, не волнуйтесь, если мы будем забирать кого-то из здоровых детей. Мы считаем, что нома – заболевание наследственное. Цыгане – эндогамный[9]

народ.

Доктор улыбнулся. У него был вид озорного молодого человека, который просто не способен причинить кому-то вред. Но он уже не мог обмануть меня своими мягкими словами и вежливыми манерами.

– Я буду сотрудничать с вами до тех пор, пока вы держите свое слово и стараетесь улучшить условия содержания детей. Пожалуйста, не забывайте, что они такие же люди, как и мы. Может, у них и не арийская кровь, но это все равно кровь, герр доктор.

По мере того как я говорила, выражение его лица резко менялось: он бледнел, губы сжимались, в глазах появился стальной блеск. На мгновение я даже испугалась, что зашла слишком далеко. Но тут же почувствовала, что, несмотря на жесткие слова, Менгеле уважает меня за прямоту, за умение сказать при нем то, что действительно думаю, даже если такая прямота может обернуться для меня ужасными последствиями. Конечно, моя принадлежность к «арийской расе» в какой-то степени была мне защитой, но если бы он пристрелил меня на месте, то никто бы и не подумал сделать ему даже замечание.

– Когда-нибудь вы поймете, что именно я делаю для Германии и всего мира. Поверьте, мы не хотим истребить все расы, а лишь помогаем каждой из них занять свое законное место. После войны будет организована колония, где смогут жить все цыгане. Об этом заявил рейхсфюрер СС Гиммлер. А этот человек, уверяю вас, всегда держит свое слово.

Я ничего не ответила, только склонила голову в знак извинения, и доктор проводил меня до двери. Не оборачиваясь, я вышла из барака. В этот день я потеряла последние надежды найти в Менгеле хоть что-то человеческое. За полгода пребывания в Биркенау – примерно столько же здесь находилась и наша семья – он полностью завершил свое зловещее превращение из героя войны в кровожадного врача, безразличного к страданиям своих пациентов и безнаказанно отбирающего людей для убийства.

Только вернувшись в свою комнату, я поняла, насколько я измотана и лишена всех сил. В моем сердце и в теле прочно засело уныние.

– Ну, как прошло? – неуверенно спросила Людвика.

– В каком-то смысле хорошо. Он пообещал проследить за питанием детей, – ответила я спокойным тоном.

– Что ж, это хорошая новость.

– Не уверена. У меня было какое-то зловещее предчувствие. Мне кажется, мы должны готовиться к худшему. Будущее всех нас тесно связано с тем, что происходит за этими заборами. В случае поражения нацисты захотят стереть все следы своих преступлений. Но даже если они победят, то тоже избавятся от нас.

До поздней ночи мы проговорили с Людвикой. Мы были относительно молоды, и нам хотелось верить, что жизнь продолжится, что у нас еще все впереди. Но смерть не различала виноватых и невиновных. Каждый год она пожирала сотни тысяч душ, пополнявших ее жуткий список опустошения. Все наши имена были в ее списке. Спасти нас могло только чудо.

Глава 14

Декабрь 1943 года

Аушвиц

Подходил к концу 1943 год. Я вспоминала, как в предпраздничной, радостной суете мы раньше проводили декабрь. Теперь же он сулил нам лишь тревогу и неуверенность. Приходили новости о непрекращающихся бомбардировках Берлина и других немецких городов, и это влияло на настроение охранников Аушвица. Они стали еще злее, больше пили и всегда пребывали в отвратительном настроении. Некоторые из них стали бояться, что рано или поздно им придется ответить за свои преступления.