Комитет охраны мостов

По стенам были развешаны полотнища, похожие на побывавшие в бою знамёна: во многих местах разорванные или продырявленные, но от этого только сильнее дышащие вызовом. На одном была изображена голубая матрёшка, по которой, как по заиндевевшему стеклу, проступали морозные граффити: патронташ, винтовка и маска Гая Фокса. Поверх красным было набрано: «РЕЖИМ ПОВЫШЕННОЙ ГОТОВНОСТИ!» На другом стилизованные мужская (кроссовок, брюки) и женская (туфля, юбка) ноги попирали синюю медвежью шкуру. Слоган сообщал: «Комитет охраны от жуликов и скотов». Третий был дополненным гербом Красноярска: традиционный лев с лопатой снимал чехол со своего орудия труда, и оно оказывалось вилами. Надпись сообщала:

Ты живёшь под каблуком,У них твой город под подошвой.

— Нихрена себе, — сказал обалдевший Никита, — и что ты тут репетируешь?

— Догадайся, — хмыкнула Ружинская.

Она села на край одного из столов и не глядя подняла с него некую штуковину, подбросила пару раз на ладони и перекинула Никите. Тот чудом поймал.

Штуковина была не то чтобы тяжёлой, но увесистой семиконечной звездой, стилизованной под значок шерифа. На внешней стороне имелись большие буквы «Воевода», и поменьше — «Красноярск. Сибирь», а ещё орнамент из снежинок.

— То есть город теперь в надёжных руках?

— Скажи, давно пора? — отозвалась Ружинская. — Ну вот, теперь и ты с нами.

— С кем — с вами?

— Ну ты же говорил, «дело „Комитета“ — это дело против меня».

— Говорил.

— И разные другие борцы что-то там говорили?

— Говорили.

— Ну вот, — сказала Лена, — а пока вы говорите, мы уже живём так, будто дело «Комитета» — это дело против нас. А мы — против него.

Никита ошалело посмотрел на дочь олигарха. Он сразу сообразил, что от Лены можно ожидать многого. Но он думал скорее о разных взбалмошных выходках, богатых чудачествах, может, частном самолёте, там, для полёта на плато Путорана. А тут…

— Как это всё вяжется? — сказал он, продолжая оглядывать окрестности.

— В смысле? — прищурилась Лена.

— Ну, в смысле, твой отец — главгерой краевого «ЕдРа», у вас частный посёлок, бодигарды…

— А у тебя папенька кто?

— Инженер на электрохимическом.

— И ты с ним там электрохимичишь?

Никита сообразил, что сказал не то.

— Да нет, Лен, — попробовал отскочить он, — просто такой поворот неожиданный, твист… как в «Игре престолов», когда Ходор оказывается…

— Так электрохимичишь или нет? — настаивала Ружинская.

— Ну нет. И ты — нет, я понимаю.

— С хуя ли ты что-то понимаешь, — зло отозвалась Лена, — у тебя папенька, может, сидит в совете директоров нашего ёбаного цирка? Водит тебя на поводочке со сторожами? Или следит, чтобы ты, сука, не бросил тень на его, сука, деловую репутацию?! Репутацию! — Ружинская схватила со стола и метнула в сторону мишени для дартса кусачки. Они не долетели. — А твои ебанистические друзья плюют твоему папеньке в рожу?

— Не, Лен, слушай…

— Так с хуя ты понимаешь?!

Никита развёл руками.

— Нехер присваивать дело «Комитета», понял? И скулить хватит. Они хотят, чтобы был «Комитет»? Значит, у них не по приколу будет «Комитет»!

Никита понял.

Он ещё раз обвёл взглядом «репетиционную базу». Хотел спросить: «А ты не боишься?», — но вовремя прикусил язык. Вот почему я сразу про «боишься», обругал он себя.

— Мне теперь нужно где-нибудь расписаться? — сам не зная, в шутку или нет, поинтересовался он.

— Аха, — поддержала его Ружинская, — можешь в любом месте: на стене вон там, например.

Всё же обиделась.

— Слушай, просто неожиданно…

Ружинская соскочила со стола и урулила куда-то в дебри своей алибабовой пещеры. Было слышно цоканье её «гриндерсов» по металлу — похоже, Лена куда-то спустилась.

В подвал. Ну да, в таком месте обязательно должен быть подвал. А там стоит пулемёт. И миномёт. И висят крылья Бэтмена.

Никита посмотрел на телефон. Связи не было. Понятно, эти стены бьют сигнал. Побивают. С таким расчётом, поди, и выбирали это место.

Перебирая руками по стене, он отправился вслед за Леной. Не сразу, но нашёл лестницу вниз — здесь света уже было заметно больше, будто из подвала стреляли сразу несколько прожекторов. Спустился — и оказался в совсем другом пространстве. Вместо мастерской Безумного Макса — кабинет Дамблдора. Вместо верстаков — стол на гнутых ножках. Хлам заменяют аккуратно разложенные и расставленные штуковины (впрочем, совершенно непонятные; что вот это за сетчатая вытянутая хрень, например?). На стенах — портреты членов «Комитета», похожие на фото с доски «Лучшие выпускники нашей школы». Все цветные, а Даша Лапина почему-то чёрно-белая. Скорее всего, просто не нашли в сети приличного качества, но смотрится эта скорбная виньетка неприятно. У Никиты даже закралась мысль, что Лена, может быть, что-то знает. Не дай бог, конечно.

Ружинская, для которой это место было, похоже, рабочим кабинетом, сидела около стола и собирала цепь из скрепок.

— Бумагу возьми из стола, — скомандовала она.

Никита подошёл и обнаружил несколько заготовленных чистых листов.

— Пиши: «Я, Назаров Никита…», ты кто по отчеству?

— Павлович.