Комитет охраны мостов

Но даже если бы Никита вдруг взял в голову, что его могут однажды скормить «эшникам» или ретивому следкомовцу, он бы никогда не поверил, что его можно просто сунуть в камеру — без предупреждения, без предварительных угроз.

— Ну ты чего, — сказал бы он с издевательской улыбкой любому, кто высказал бы такое предположение, — всё равно есть правила игры…

Да-да, Никита. Правила игры.

Он сел на холоднющий стул и попробовал собрать мысли в горстку. Ничего не выходило. Вместо этого Никита только затравленно озирался по сторонам и вынимал из себя как занозы впивающиеся трусливые озарения: боже мой, я же ничего с собой даже не взял, даже зарядку для телефона. Я же не знаю, как тут ходить в туалет! Чёрт, а как быть, если…

Он очень быстро впал в тревожный одуряющий тремор, который взбалтывал любую мысль. Ужас паучьим шагом спустился с нависающего низкого потолка и присосался к шее, подмышкам, ногам.

Никита взялся ходить туда-сюда, надеясь хоть немного сбить пульс, но ходить на самом деле было некуда. Это оказалось совершенно бессмысленным упражнением, и голова была проиграна ужасу совершенно бесповоротно.

Никите показалось, что навалившийся на него кромешный пиздец длился много часов. Но на самом деле дверь камеры снова открылась уже через 40 минут. Даже через 37. Следователь Залина вошла с полуулыбкой превосходства на лице. То ли она имела возможность наблюдать за происходящим в её отсутствие, то ли достаточно хорошо понимала, что́ за мысли роятся в черепной коробке оставленного на «подумать» в каземате.

Никите было всё равно — он испытал неподдельное счастье от того, что он снова не один. Что ужас отвалился. Что появилась надежда на то, что эта дичь уже скоро кончится. Он попробовал сдержать лицо, но куда там — всё это мгновенно на нём нарисовалось.

Никита попробовал даже пошутить нечто преувеличенно бодрое, но сам запутался и в словах, и в мимике.

— Ну что, — спросила Залина, — вспомнили?

— Не очень, — радостно сообщил Никита, и тут же ужас кольнул в живот, напомнив, чем эти шутки могут обернуться.

— Ай-яй-яй, — посочувствовала Никите следователь, — такой молодой, а уже такие проблемы с головой.

Она посмотрела на потолок, качнула головой.

— Знаете, как здесь жутко по ночам? — неожиданно доверительно сообщила она. По тому, как Залина понизила голос и повела глазами, было ясно, что это она не юродствует — правда приходилось. Знает.

— Нет, не представляю, — зачем-то сказал Никита.

— Ну вот. Лучше и не узнавайте. Отвечайте на его вопросы, — и идите отсюда.

— На его?

— На наши.

Никита снова отказался. Только на сей раз — внутренне сжавшись. После такого ответа велик риск всё же узнать, каково здесь по ночам. Однако Залина только смерила его презрительным взглядом, одёрнула форму и сказала:

— Пишите, что отказываетесь.

Никита написал.

— Ну, пойдёмте.

Пока поднимались, счастливый Никита испытал желание поддержать со своим следователем дружеский small talk.

— Слушайте, — сказал он, — а почему мной вообще вы занимаетесь? Я думал, «эшники» должны.

— У них рук не хватает, спихнули вот нам, — пояснила Залина. — Но теперь мы передадим им результат опроса. Так что встретитесь, не переживайте. Рекомендую пока из города никуда не уезжать.

Это было почти прямым текстом — бегите.

Ленки больше не было. Её не было для абонентов левых телефонов, с которых Никита пытался разыскать её после Квадрата, она не читала сообщения в мессенджерах, не отзывалась и на прямой звонок.

Никита в подробностях нарисовал себе картину подвальной камеры, может, даже соседней, в которой Ленке сейчас задают вопросы. «Задают». «Вопросы».

Нужно было что-то срочно делать — и единственное, что Никита мог придумать, это добежать до Ружинского. Он-то наверняка сможет отыграть всё назад, пока не поздно.

Ленка, конечно, была бы против.

— Ты не знаешь, — сказала она как-то Никите, — он маму бил. И других тоже. Блядей своих. И тех, кто у него на подтанцовке. Вы все думаете, что Владимир Петрович — человек года, а он — первостатейная сволочь.

Ленка была бы против. Но Ленки нет. А нужно — чтобы была.

«Excellence» — по слухам, место укрытия Ружинского — всплыл посреди города в середине 2000-х как стратегический ракетоносец «Норильского никеля». Пять тысяч метров, запаянных в стеклянно-стальные изгибы. Шесть этажей вверх и, поговаривали, столько же вниз. Формально — суперэлитный фитнес-центр, а по факту — ставка главного командования корпорации и символ её начавшегося доминирования в крае; к этому моменту Серый Дом тоже прочно (и надолго) отошёл «северным оленям». Так за глаза прозвали «никелевых» топов, ставших управителями региона.