«Коммунизм не за горами». Образы будущего у власти и населения СССР на рубеже 1950–1960-х годов

Стремление обычного человека к понятным и четким образам отчасти могло компенсироваться публикацией в СССР в советский период сочинений основных представителей утопического социализма, что вступало в противоречие с мыслью К. Маркса: «Мы не стремимся догматически предвосхитить будущее, а желаем только посредством критики старого мира найти новый мир»[260]

. А утопия могла догматически предвосхитить «новый мир» и, исходя из этого, была ближе обывательскому сознанию, особенно в связи с принятием Программы партии, определявшей будущее. К тому же утопистов критиковали, в основном, не за тот идеал, к которому они стремились, а за пути к нему, расходившиеся с идеей классовой борьбы. То есть не цель, в целом совпадавшая с коммунистическими перспективами, а методы подвергались ревизии советским дискурсом. Критику утопического социализма на рубеже 1950–1960-х гг. можно интерпретировать двояко. С одной стороны, указывались ошибочные идеи, которые не должны «засорять» образ строящегося коммунизма. С другой стороны, все, что не подверглось критике, можно было воспринимать как соответствие коммунистическим перспективам. С первых лет советской власти наряду с трудами классиков марксизма-ленинизма начали издаваться труды утопистов прошлого. Так, например, в 1926 г. Государственное издательство РСФСР предлагало приобрести 13 наименований книг, связанных с утопическим социализмом, как отечественных, так и зарубежных авторов[261]

. В исследуемый период издание подобных книг продолжалось.

Необходимо отметить наличие мнения о том, что в сталинский период с утопизмом начинают активно бороться, в первую очередь, со всеми формами утопического эксперимента — от толстовских коммун до кружков эсперантистов. Официальное возвращение утопического могло произойти только в хрущевскую «оттепель»[262]

. Противостояние реально существующих альтернатив официальному коммунизму не затрагивало сочинений утопических социалистов, не представляющих к тому моменту реальной силы. В приведенном выше перечне книг, предоставленных программной группе в «Соснах», присутствовали сочинения А. Сен-Симона и Ш. Фурье. Хотя однозначно отнести произведения этих авторов к художественной литературе нельзя, они попадали в корпус «утопических» текстов, что сближает их восприятие с восприятием художественной литературы.

Социальные революции обыкновенно сопровождаются расцветом утопических идей. Избыток утопизма, в соответствии с законами социальной психологии, подлежит израсходованию в течение нескольких лет, и культура опять возвращается в русло «реализма» и «порядка»[263]

. Революционный подъем 1920-х сменился сталинской стабильностью, «оттепель» стала своеобразной революцией в умах населения, после чего наступил брежневский «застой». 1960-е гг. можно назвать уникальной эпохой отечественной истории, периодом триумфа советской официальной «утопии». Послабление режима вызвало расцвет жанра утопии. Основные надежды на изменение общественного устройства вылились в довольно бурный поток рационально-художественных проектов, в жанровой инвариантности представляющих собой как научно-фантастические произведения, так и проекты, являющиеся серьезными общественно-правовыми манифестами[264].

В XX в. почти исчез жанр классических утопических произведений, которые под покровом художественного текста скрывали бы политико-социально-экономические трактаты. Вместо них монополией на описание далекого и не очень далекого будущего завладевает фантастическая литература. При этом, начиная с Г. Уэллса, фантастическая литература характеризуется соединением двух жанров: социальной и научной фантастики. В отличие, например, от Ж. Верна, в чьих произведениях фантастическое связано, в первую очередь, с научно-техническим прогрессом, в творчестве Уэллса обнаруживаются социальная значимость и призывы задуматься о будущем. Со временем идеи, изложенные в произведениях Уэллса, начинают меняться — от прогресса в ходе будущего развития человечества к регрессу, что особенно заметно в его поздних работах. Так или иначе, фантастика перенимает функции утопии, подтверждением чему служит возникший в XX в. жанр антиутопии, фактически противостоящий именно фантастическим произведениям.