Компания «Гезельшафт»

— Когда я связался с «Хункейрас», то единственной трудностью было обнаружить местоположение деревни, — сказал летчик. — Бывало, летаешь целый день, пока высмотришь какое-нибудь селение. Но даже тогда еще не все: оно могло оказаться заброшенным. Этот народ не сидит на месте. Найдя деревню, нужно опуститься над ней и полетать, спугивая жителей. У нас на самолетах были установлены громкоговорители, через которые мы орали и улюлюкали на них. Если не помогало, то сбрасывали пару динамитных шашек. Это обычно срабатывало. Если, конечно, там вообще кто-нибудь был.

— Они все еще пользуются динамитом? — спросил Максвел.

— «Хункейрас» нет, — ответил летчик. — Это уж я знаю па все сто, ведь я был в их последнем самолете, когда упал в болото Арипуана. Другие, может быть, и пользуются. Да наверняка! Но не думайте, эти динамитные штучки действуют не так уж сильно. Больше шума. Вы бы попробовали как-нибудь сами кинуть динамитную шашку в окно какому-нибудь фермеру. Зато в Мато Гроссо был отряд, который сбрасывал. головки сахара с мышьяком. А может, так только говорят. Но вот еще был один, так они спускали па парашютах собак, специально обученных ловить и сжирать индейцев. Я читал об этом в газетах. Может, и было, а может, нет.

— Я тоже читал.

— Меня там не было, поэтому не могу сказать, — добавил летчик. Он повернулся к Максвелу лицом, одна половина которого говорила о невинности, а другую, казалось, мучили какие-то воспоминания.

— Есть вещи, которые я могу делать, а есть такие, что нет, — сказал он. — Знаешь, приятель, как тут говорят? Единственный дикий зверь здесь — это люди. В Мато Гроссо среди летчиков, летающих в джунгли, есть настоящее отродье. Ну а с моей совестью все в порядке.

Крыло самолета со стороны Максвела накренилось вниз, и снова под ним возникла река, вившаяся среди леса, — великолепная яркая лента красной воды, тянущаяся до самого горизонта.

— Ни фига себе! — воскликнул летчик. — Только посмотри па реку. Я говорю, на цвет ее погляди.

Самолет стремительно пошел на снижение, и река почти километровой ширины, с зарослями кудрявых деревьев по берегам оказалась совсем близко. В открывшемся пейзаже была та сила цельности и чистоты, что свойственна примитивной живописи, ничего не изображающей, кроме самого факта существования деревьев и воды. На этой картине плавучий остров, выглядевший легким пауком, который выпростал ноги — стволы деревьев, был выписан с особой тщательностью, будто последний возникший у художника образ.

— Здесь ловят сетями зубаток величиной с акулу, — сообщил Максвелу летчик.

Они начали делать вираж, чтобы повернуть назад, как вдруг летчик ткнул Максвела в бок и кивнул вниз; там на воде Максвел увидел яркую щепочку, которая отделилась от берега и плыла на середину реки.

— Каноэ, — сказал он. — Что я говорил!

Волнение охватило Максвела, неожиданное и острое. Каменный век с людоедами-великанами и волшебницами вдруг оказался всего в шестистах метрах от него. Самолет тряхнуло вниз, и перед глазами вновь появилась лодка с группой крошечных фигурок, отливающих медью кожи, а немного поодаль тень самолета, как огромная серая рыба.

Что могли испытывать эти первобытные люди, столкнувшиеся с рокочущим небесным явлением? Испугались, поразились они? Или в этом краю, где миф и реальность неразделимы, удивление, которое мог у них вызвать впервые показавшийся самолет, было не сильнее того, что они испытывали в своей каждодневной жизни, веря в движущиеся камни, говорящие деревья или в ягуаров в человеческом обличье.

— Может, спустимся, наведем шороху? — спросил летчик.

— Нет, оставим их в покое. У них и без того переживаний хватает.

Они еще раз спикировали над лодкой на высоте ста пятидесяти метров. Три индейца стояли к ней, вскинув руки.

— Один выстрелил в нас из лука, — сказал пилот. — Ну и ну!

17

— Впечатление отнюдь не из приятных, — сказал Адамс.

Максвел посылал его по повестке из полиции в маленький городок Сан-Франсиско, находившийся от них в пятидесяти километрах. Адамс должен был опознать одного человека, который, судя по документам, мог быть их шофером. Его «обнаружили мертвым» при обстоятельствах, которые наводили на мысль о предумышленном преступлении.

— В чем-то это было даже хуже, чем с Каррансой, — сказал Адамс, сжав руками колени, чтобы унять дрожь. Максвел заметил, что румянец почти сошел с его щек.

— Извините, что отправил вас туда, — сказал Максвел, — следующий раз поеду сам. Теперь, вероятно, уж нет сомнений, кто этот человек.

— Нет. Но пришлось напрячь воображение, чтобы опознать его. С ним проделали то, что обычно творят полицейские каратели. Это была тошнотворная картина. Сержант сказал, что убитый — известный подстрекатель, а сам был готов пуститься в пляс, пока вел меня к трупу.

— Они пытались убедить вас, что это дело рук кого угодно, но только не полиции?