Читаем Конармия полностью

К Буденному со всех сторон подходили бойцы. Многие вели в поводу захваченных лошадей. Разгоряченные, часто дыша, партизаны делились между собой подробностями только что пережитой схватки.

— Только он на меня, а я его как стукну! Так он два раза перевернулся!

— А Тундуткин, чи Тундутов, в одном исподнем драпанул, было конем меня зашиб!

— Теперь нам, Семен Михайлович, в самый раз на зимовники ударить! — предлагал здоровенный партизан с забрызганным кровью лицом.

— Правильно! — подхватили бойцы.

— Навести концы гадам!

— Уничтожить под корень осиное гнездо!

— Они от нас не уйдут, — заговорил Буденный, нахмурившись. — Только прямо сказать, товарищи, надо нам сначала организоваться. А если пойдем толпою, то толку не будет. А вот… — Буденный не договорил: кто-то крепко взял его за руку. Он оглянулся и увидел бледное, густо заросшее седой щетиной родное лицо.

— Ах, сынок! Сема… Спас… Сколько народу от смерти отвел! Прими мое отцовское… — У старика задрожало лицо, из глаз полились крупные слезы, он протянул руки к сыну.

Буденный обнял отца, чувствуя, как мелкая дрожь сотрясает его еще крепкое тело.

Вместе с отцом подошел Бахтуров. Был он в наспех накинутом поверх белья полушубке со свежими следами сорванных погон, в мерлушковой шапке и солдатских сапогах.

— Товарищ Бахтуров?! — Буденный развел руками. — Да вас же убили?

— Да, почти, — по красивому лицу Бахтурова мелькнула улыбка. — Но, как видите, остался живой… — Он свернул закурить из чьего-то кисета и несколько раз подряд жадно затянулся махоркой…

Ночной налет дал партизанам около двухсот подседланных лошадей, сотни полторы винтовок, несколько пулеметов и батарею в полной запряжке. Но среди освобожденных Городовикова не оказалось. Буденный подумал и решил, что Городовиков еще раньше был отправлен в зимовники.

Весть о разгроме карательного отряда быстро разнеслась по округе. В Платовскую потянулись добровольцы. Кто шел пешком, кто ехал верхом, а кто и одвуконь, ведя в поводу заводную лошадь. Подходили и небольшие партизанские отряды из верхнедонцев. Шли малоземельные калмыки… В Полтавской последние дни было спокойно. В направлении Хорькова брода разведка все же велась беспрерывно. Но Попов не давал о себе знать, видно, не мог опомниться после разгрома. Сегодня ему тоже не повезло. Партизанский разъезд отбил у белых небольшой обоз и походную кухню.

Пользуясь передышкой, Буденный сколачивал свой отряд. Бойцы были разбиты по сотням, назначены командиры и введены строевые занятия. В общем, пока все шло так, как надо.

Наступать на Попова с небольшими пока силами было нельзя. По сведениям, полученным от перебежчиков, атаман располагал двумя конными полками.

«Нехорошо, нехорошо получается», — думал Буденный. Его беспокоила мысль и о захваченной им батарее. Пока она бездействовала. Со смертью Якима Сердечного в отряде не оказалось ни одного знающего артиллериста.

Буденный посмотрел в окно на станичную площадь, где шли занятия верховой ездой. Занимались только иногородние. Казаки стояли кучкой в сторонке. Каждый взвод занимался на отведенном ему месте, и издали казалось, что на площади кружится под ярким солнцем бесконечная карусель всадников.

В сенях послышались шаги. Дверь приоткрылась.

— Семен Михайлович, тут до вас какой-то человечек пришел, — сказал Федя, ординарец Буденного, молодцеватый, бойкий казак с безусым лицом.

— Ну и веди его сюда. — Буденный подошел к столу, взял карту, свернул ее и убрал в сумку.

Дверь широко распахнулась. Зацепив широченным плечом за косяк так, что дрогнула хата, в комнату вошел смуглый, с большим чубом, высоченный парень лет двадцати. Светлые кудрявые волосы выбивались из-под рваной шапки на его чистый лоб. Из-под расстегнутого на груди зипуна и ворота рубашки виднелась часть могучей волосатой груди. Парень сделал шага два от порога, остановился и молча снял шапку. Его простоватое лицо с большим носом и маленькими глазами понравилось Буденному с первого взгляда.

— Чего тебе? — спросил он, оглядывая мощную фигуру вошедшего.

— Желаю поступить до товарища Буденного, — сказал парень глуховатым баском.

— Я Буденный. А ты кто такой? Документы есть?

— Есть. — Парень показал огромные, как чашки весов, ладони, сплошь попятнанные черными точками.

— Шахтер?

— Шахтер… Коногон. С Александрово-Грушевска, с парамоновских шахт [4].

— Ого! Издалека же ты, братец, пришел! А откуда узнал про наш отряд?

— Слухом земля полнится, товарищ командир, — весело, чувствуя, что Буденный поверил ему, сказал шахтер. — Да я ж не один. Сегодня еще придут наши. Человек двадцать. Тихо идут. Я вперед ушел.

— Что же ты такой неорганизованный! Своих бросил! Парень ухмыльнулся. Выражение чрезвычайного добродушия разлилось на его широком лице.

— Да нет, я вроде как разведать, узнать, принимают ли нашего брата.

— Мы шахтерам всегда рады, — сказал Буденный, испытующе глядя на парня. — Прямо сказать, толковый народ… Как твоя фамилия, товарищ?

— Дерна, товарищ командир.

— Скажи-ка мне, товарищ Дерна, нет ли среди ваших шахтеров артиллеристов?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза