Конармия

У печки кто-то завозился, шумно дыша. Угли заискрились, замигали, как шакальи глаза. Потом загорелся тоненький огонек, осветив мальчишеское лицо с надутыми щеками и падающими на лоб светлыми волосами. Постепенно из мрака выступила вся внутренность низенькой хаты с большой русской печью, широкой кроватью, столом и двумя лавками. На одной из них сидела повязанная платком худая старушка. Тут же оказалась и девочка лет четырех, во все глаза смотревшая на бабушку.

— А потом, бабуня? — спросила она.

— Потом? — Старушка ласково взглянула на внучку. — Потом Серый волк повез на себе домой Ивана-царевича и вместе с Аленушкой… А тут и сказке конец.

— Ну да! Так он и повез! — горячо заговорил Егорка. — Наши табунщики волков плетями секут. Как он какую овцу схватит, а они за ним на конях. И бьют и бьют его смертным боем, покуда он сдохнет… А то — верхом повез! Как бы не так!..

На улице один за другим глухо прокатились два выстрела.

— Царица небесная, матушка! — Старушка с осуждающим выражением на старом лице покачала седой головой. — Опять кого-то колотят…

— Сколь народу поколотили, — подхватил Егорка. — А этот, главный начальник, Тундуткин, самолично двух наших шашкой зарубал.

В окно кто-то стукнул.

— Это кто ж такой? — Старушка подняла голову и прислушалась. Стук повторился. — Егорушка, открой, — быстро перекрестившись, сказала она.

Вместе с седым облаком морозного пара в хату вступил крупный человек в окровавленном нижнем белье. Держась рукой за стену, он сделал несколько неверных шагов и тяжело опустился на лавку. Теперь стало видно, что его голова со слипшимися волосами была покрыта сплошь кровавой корой. На обмороженной черной щеке шла наискось глубокая ссадина.

— Это чей же? — с испугом спросила старушка.

— Воды, бабуся, — не отвечая на вопрос, попросил человек.

Старушка вскочила, трясущейся рукой почерпнула из ведра и подала ковшик. Раненый жадно пил, булькая в горле водой. Выпив ковшик, он благодарно взглянул на старушку и попросил еще. И уже после четвертого ковшика шумно вздохнул и сказал:

— Не здешний я, бабушка. Как хотите — заявляйте, если боитесь, я от вас не пойду.

— Да что ты, родной мой! Да неж мы нехристи какие, человека губить! — Старушка махнула сухими руками. — Эка тебя изуродовали! — говорила она, не сразу заметив, что раненый медленно валится на лавку. — Постой, постой, сынок, сейчас фельдшерицу позовем… Егорушка, беги за Катериной Миколавной, скажи: бабка, мол, помирает. А об этом ни-ни!

Егорка блеснул живыми глазами на раненого, кивнул головой и шмыгнул за дверь.

Старушка повздыхала, стряхнула с лучины нагоревший уголек и, погладив притихшую девочку по голове, склонилась над раненым.

— Эва, как, окаянные, изувечили… А какой молодой да красивый… И чем-то на моего Петюшку похожий… — вспомнила она сына, погибшего на германском фронте. — Ах, сынок, сынок! Поди, и по тебе мать тоскует. Сердце материнское, оно, ох, как чует все… Что же я, старая, ничего не подложила ему? Постой, уж не помер ли? — Старушка всполошилась, схватила зипун и, свернув, подложила под голову раненому.

Тот глубоко вздохнул.

Дверь отворилась. В хату поспешно вошла миловидная девушка в засыпанном снегом коротеньком полушубке.

— Что с вами, Иовна? — широко раскрывая серые глаза, с некоторым недоумением певуче спросила она.

— Ничего, ничего, Катенька. Вот погляди, — Иовна показала на лавку. — Егорушка, иди глянь, чтобы кто не зашел.

Катя подошла, заглянула в лицо раненого, вскрикнула и даже попятилась. На ее лице появилось выражение ужаса, брови взлетели, маленький рот приоткрылся.

— Господи, да как вы сюда попали?! Ведь вас расстреляли!

Бахтуров раскрыл глаза и снова закрыл их. Катя растерянно оглянулась.

— Бабушка, как он попал к вам? — часто моргая, спросила она.

— Зашел, напился воды да вот упал на лавку… А ты неж знаешь его?

— Я на площади была. Видела, как его повели на расстрел. Он приезжий из Ростова…

— Начальник, что ли, какой?..

Но Катя уже не слушала ее. Она быстро сняла полушубок, раскутала шаль с головы и, подоткнув под косынку черные вьющиеся волосы, попросила горячей воды.

Ран у Бахтурова не оказалось, но он был жестоко избит. Голова, грудь и спина были покрыты кровавыми ссадинами. Катя умело накладывала повязки. Бахтуров, очнувшись, наблюдал за ее движениями.

— Ну вот, как будто и все.

Бахтуров с благодарностью в больших карих глазах смотрел на нее.

— Спасибо, сестра, — он взял ее руку и крепко пожал.

— Мы вас на постель перенесем, — предложила она.

— Нет, нет, не нужно, — возразил Бахтуров. — Я чувствую себя хорошо. — Он присел на лавке. — Только вот не знаю, как быть с одеждой? Нельзя ли достать что-нибудь? Я возвращу…

В сенях послышался шум, и в хату вбежал Егорка, держа за рукав полушубок.

— Бабуня, солдаты! — крикнул он. — Сюда идут!

Иовна заметалась по хате, не зная, куда укрыть неожиданного гостя. Сквозь вой ветра под окнами заскрипели шаги. Бахтуров, как был, кинулся в сени, но тут же чьи-то цепкие руки схватили его.

Бахтуров с силой передернул плечами. Кто-то сорвался с него и, ударившись, ахнул. Потом его снова схватили и втащили в хату.