Конец Дракона

Он говорил сердито, потому что хитрил, говорил не то, что думал. Это он устал, устал так, что не мог идти дальше. И не удивительно: накануне он шел всю ночь и сегодня с Любой протопал километров двадцать. К тому же, в эту ночь он почти не спал. Должно быть, от волнения. В голову лезли разные дурацкие мысли: вдруг Семен Ильич заболел и не придет на завод? И потом - этот пароль Его можно забыть или перепутать слова. Тогда Семен Ильич и разговаривать с ним не станет! А эти три короткие фразы! Он полночи твердил их про себя, чтобы они «звенели в голове днем и ночью».

Ребята спустились в овражек, по дну которого неслышно извивался узенький ручеек.

- Ой, как хорошо! - Люба плеснула в лицо пригоршню студеной воды. - Так хорошо, так приятно!

Федор повесил на куст котомку, снял сапоги, растянулся на траве и почувствовал, что сейчас уснет. «Если молчать, обязательно засну», - подумал он.

- Любка, давай разговаривать. Расскажи что-нибудь.

- А в лесу молчать надо.

- Фрицев боишься? Во трусиха! Неоткуда им здесь взяться.

- Фрицы тут ни при чем. В лесу молчать надо, чтобы слушать…

- А чего тут слушать?

- Как чего? Ты же не глухой! В лесу можно много-много чего услышать: и как шишка с ели падает, как птенец в гнезде пищит, как трепещут листочки на осине, как белка орешки лущит. Чего только не услышишь в лесу!..

- Чего тут интересного - шишка упала! Ты лучше скажи, почему из отряда ушла?

- Командир приказал, - слукавила Люба. - Говорит, что скоро бои начнутся… Нельзя, чтобы в отряде были несовершеннолетние…

Федор самодовольно улыбнулся.

- Думаешь, потому что ты несовершеннолетняя? Как бы не так! Вот я тоже несовершеннолетний, а командир мне настрого приказал вернуться. Он тебя потому отослал, что ты девчонка, от девчонок на войне проку нету - трусихи!

- А ты не боишься, когда стреляют?

- Я-то? Хоть бы что!

- И к немцам идти не боишься? А вдруг тебя в Ряжевске схватят?

- Живым не дамся, гады свое получат! Вот! - Федор вытащил из кармана «вальтер». - Восемь пуль фашистам, девятая себе!

Люба побледнела. Она представила себе, как Федор отстреливается от фашистов, как те один за другим падают замертво, как оставшиеся в живых немцы с яростным ревом окружают Федора, но раздается последний выстрел, Федор падает с простреленным сердцем, так и не выпустив из рук оружия.

Федор видел, с каким испугом и восторгом смотрела на него Люба, но это не обрадовало его. Всю дорогу Федора терзала одна надсадная мысль. Пистолет! За-чем он взял с собой пистолет?! Ведь ему приказали сдать оружие командиру взвода! Федор искал оправдание своему поступку. «Как же идти в тыл врага без оружия? А вдруг - засада? Что же, сдаваться живым? Партизаны не сдаются!» Сколько раз он слышал эти гордые слова. И потом, разве он не отвечает за жизнь Любы? Она же девчонка, совсем беспомощная, в случае чего - он должен ее защищать!

Но, как ни утешал себя Федор, он прекрасно понимал, что нарушил партизанскую дисциплину. И сейчас, лежа в траве, он терзался, не зная, как загладить свою вину.

«Признаюсь! Вернусь с задания и сразу же признаюсь. Пусть наказывают, пусть судят - все равно признаюсь».

И от того, что он принял такое решение, ему стало легче, он потянулся, закрыл глаза и мгновенно заснул.

* * *

Проснувшись, Федор не мог понять, что с ним и где он. А когда понял, рассердился:

- Почему не разбудила?

- Жалко было. Так крепко спал…

- Ну и растяпа! Крепко спал! - он взглянул на небо. - Больше двух часов спал! Смотри, где уже солнце. За полдень перевалило!

- Ну и что?

- А то, что теперь нам надо шагать рысью! Иначе мы влопаемся в комендантский час! И не попадем сегодня в город. Чуешь, чем это пахнет?

Они выбрались из оврага и зашагали по заросшей тропинке. Федор шел уверенно, не оглядываясь; Люба семенила за ним, боясь отстать. Ей хотелось есть; вытащив на ходу горбушку хлеба, торопливо съела ее.

Постепенно лес стал редеть, они вышли на опушку, здесь Федор остановился.

- Ничего не чуешь? - спросил он.

- Нет. А что?

Федор потянул носом:

- Так и есть! Где-то лес горит…

Теперь и Люба учуяла едкий запах гари.

Они поспешно пересекли опушку и снова вошли в лес. Ни огня, ни дыма они еще не видели, но чувствовали, что каждый шаг приближает их к пожару.

- Неужели болото горит? - тревожно сказал Федор.- Если болото, тогда нам, это само, беда!

- О чем ты?

- Боюсь, болото горит…

- А разве болота горят?

- Торфяное болото. Торф горит…

- Вот и хорошо! Немцам не достанется!

- Дура! - зло сказал Федор. - Через болото - самый короткий, безопасный путь. Если оно горит, надо лишних семь километров трюхать. Когда же я в Ряжевск приду? В комендантский час?

- Что делать? - растерянно спросила Люба.

- Посмотрим, точно ли горит болото. Айда!

Они углубились в лес и вскоре увидели стелющийся по траве дым. Дым обвивал стволы деревьев, оседал на кустах, воровато подбираясь к ногам ребят. Дышать стало трудно. Люба закашлялась.

- Стой здесь! - приказал Федор. - Надо толком разведать, - он исчез за толстыми стволами деревьев…

Люба стояла, обливаясь слезами; дым ел глаза, и она не заметила, когда вернулся Федор.

- Так и есть! Горит болото!