Разобравшись с порцией, я выкинул пластиковый стакан и бумажную тарелку в огромную черную бочку, которая выполняла функцию мусорки, и побрел к стоянке, снимая по пути все, что казалось мало-мальски интересным. Сама ярмарка раскинулась в поле неподалеку от главной дороги чуть поодаль леса и была огорожена высоким деревянным забором. «Наверное, больше для антуража, – подумал я. – Ну или чтобы люди не разбредались кто куда». Парковкой же служила небольшая поляна. Я добрался до машины, закинул на заднее сиденье рюкзак со всей техникой и закурил, облокотившись на открытую дверь. Лениво осматривал ярмарку со стороны, пытаясь подметить что-то интересное для статьи.
Вдруг боковым взглядом я заметил какое-то движение. Сначала не понял, что вдруг нарушило уже ставшей привычной картину, но мозг среагировал быстрее глаз. «Что-то не так, – подсказывал мне он. – Смотри, ищи». И я начал искать. В поле, метрах в десяти от леса стоял олень. Роскошный экземпляр дикой природы горделиво замер на месте, раскинув свои ветвистые рога. Он стоял не шелохнувшись. Я тоже.
Казалось, что олень с интересом наблюдает за происходящим в поле, но подходить не собирается. Я огляделся: люди, казалось, не замечали оленя. Словно его тут и не было вовсе. Но как же! Вот он, вышел из леса, настоящий, дикий. Смотри – не хочу. Но посетителям было не до этого. Они толкались возле палаток, пытаясь выторговать лучшую цену, набивали животы бесплатными образцами, громко о чем-то разговаривали и курили возле пузатых черных металлических бочек. Удивительно, но никто не видел этого прекрасного существа.
Я прикинул, что, несмотря на то, что олень стоял довольно далеко, у меня получилось бы достать его объективом. «Вышел бы отличный снимок», – я засуетился и полез за рюкзаком в машину. Мне показалось, что на все эти движения, поиск камеры, настройку и прочее, у меня ушло не больше десяти секунд. Но когда я заглянул в видоискатель – оленя уже и след простыл. Я выглянул из-за камеры, чтобы убедиться, что поле действительно абсолютно пустое. Так и было. Олень словно растворился в воздухе, не оставив после себя никакого намека на существование.
Выругавшись, я убрал камеру обратно, завел машину и вырулил на трассу. Проезжая мимо того места, где олень вышел на поле, я напряженно всматривался в лесную чащу в надежде увидеть его острые рога среди деревьев, но тщетно. «Может, и хорошо, что я не успел его заснять, – сказал я себе, – это навсегда останется только моим воспоминанием».
* * *
Ветер забирался под полы моего шерстяного пальто так настырно, будто бы хотел укрыться в них от дикого ноябрьского холода. Я ничем не мог ему помочь – только плотнее кутался и придерживал воротник руками, пытаясь сохранить хоть немного тепла. Настроение было крайне паршивое. Только что я послал своего начальника и ушел из офиса, демонстративно хлопнув дверью, о чем не жалел. Мне надо было сделать это давным давно, но я тянул до последнего. Дурацкая привычка, ничего не скажешь. Постепенно накалять обстановку – это я умею, а вот так, чтобы собраться с духом и резко покончить со всем, что меня не устраивает – не умею. Хотя, рано или поздно любого человека можно довести до такого состояния. Нужно просто понять, когда наступит
В офисе, кажется, даже осталось кое-что из моих личных вещей. Они, пожалуй, все спокойно уместились бы в коробку из-под тостера (и это за столько лет!). Но среди них не было ни одной вещи, которую нельзя было бы заменить. Пусть остаются в этом проклятом месте и хоть огнем горят – мне все равно.
Из-за чего мы поспорили с начальством – не очень-то и важно. Просто не сошлись во мнениях, как это часто бывает. Но если несколько лет назад я бы, скорее всего, молча такое проглотил, то сегодня это стало последней каплей. Будто водохранилище не смогло вместить больше ни миллилитра, вот дамбу и прорвало. На свет вылилась вся грязь, оседавшая на стенках день за днем, проблема за проблемой.
Кровь во мне бурлила негодованием, виски́ сжимало от ярости и внезапно наступившей свободы. Я буквально несся по улице, разрезая пространство вокруг себя острозаточенными краями пальто. Со стороны, наверное, выглядел я крайне решительно и рассерженно, но мне было все равно. Вот оно, долгожданное освобождение от неуважительного отношения. Ноздри щекотало от морозного воздуха и удовлетворения. Наконец-то я мог делать